нет и увы не будет. Или у вас какие-то дела в этом доме? Я тут обживаюсь, вещи Славы не трогаю. Просто обживаюсь. – Как бы оправдывался лысый. – Дом-то служебный, от государства.
– Мы тут вас впервые видим, – сказала Олеся старшая стоя уже в сенях. – Вы давно тут?
Мужик всё ещё стоял держал открытую дверь, словно бы мы должны были тотчас выйти, но мы никуда не собирались. Я прошёл в комнаты. Даша за мной. Мужик сказал:
– Я совсем недавно, месяц. Я бы пригласил на чай вас, только туда, в баню. Я там живу в основном, но у меня ужасный беспорядок, всё не было времени убраться.
– А чем же занимался тут? – Спросил я недоверчиво, но громко и всё так же кося под дурачка.
Мы разглядывали помещение, мужик в ответ промолчал, потом как-то медленно отошёл от входной двери, она немного со скрипом прикрылась. Не до конца, но стало темно. Пока луч света из открытой двери попадал в комнату, вот что я успел разглядеть. Я опишу обстановку, вызвавшую у меня даже не вопросы, а какое-то тупое онемение.
Окна были заложены изнутри какими-то старыми полотенцами и сорванными с петель занавесками. Карнизы у некоторых окон были оторваны – видно, что занавески сдирали в спешке. Некоторые тряпки для более плотного прилегания к окну были прижаты поленьями или всё теми же обломками карнизов. Свет внутрь попадал, но очень тусклый. Большую часть просторной комнаты занимала кипа каких-то связанных крест накрест бечевой то ли книг, то ли чёрт его знает чего. Старый диван стоящий в углу с характерными вмятинами навсегда запечатлел позу, в которой привык лежать Славка.
Печь, располагавшаяся между залом и комнатами, была всё такая же белая, слегка закопчённая, рядом с ней дрова – возможно, Славка исчез в самые холода. Кое-где стояли бутылки, банки, прочая посуда, большинство были выставлены так, словно их вот-вот намеревались помыть – на столе, покрытом замусоленной клеёнкой, у большого алюминиевого таза, в котором когда-то была вода, но высохла. Рядом с тазом даже лежали ветошь, ёршик для бутылок и мыло. Словно в подтверждение моей догадки я тут же заметил дальше за тазом три бутылки почище.
Грязные же бутылки и банки были как будто со следами настоек или закатки – в них засохли то ягода, то чили перчики, то чёрте что – то какой-то засохший жир, словно бы в них была тушёнка или что-то вроде того. Кое-что успело порасти плесенью и эта плесень уже успела выродиться, осесть и засохнуть. Если здесь и вывелись мухи, то все они куда-то подевались.
Между двух окон стоял громоздкий славкин шкаф. Славка всегда запирал его на ключ, потому что если не запереть, то дверцы открывались сами собой. Кое-где стояли какие-то пластиковые и металлические вёдра, вложенные одно в другое без всякого принципа. На старый абажур была навешена одежда Славки, под весом которой каркас абажура сломался и согнулся. Я взглянул на пол и заметил на нём следы чего-то мелкого, по форме напоминающие разбросанную в пыли следы от фасолин, но фасолины эти как будто убрали по штуке одну