и плывут-то они в Антарктиду, чтобы стать её хозяевами. Ведь бывают глупцы, для которых смысл жизни – стать хозяином чего-то. Но пингвины не такие! Они пускаются в путешествие по океану из-за любви к пингвинятам. На островах у пингвинят много врагов, неспокойно расти им на островах. А тут никто не тронет.
Среди тех, кто приплыл на ледяной берег, был пингвин, по имени Пин-Гвин. Как и другие птицы, Пин-Гвин вскоре снёс яйцо. Он знал, что пингвинёнок выведется из яйца, если яйцу будет тепло. Пин-Гвин прижал яйцо крыльями, как руками, к животу и стал усердно греть его. Ходить, прижимая яйцо к животу, трудно, и Пин-Гвин больше стоял. Ему не было скучно стоять: он стоял и думал, как появится на свет его пингвинёнок, как славно заживут они вместе.
Пин-Гвина мучил голод. Он не ел уже много дней. И Пин-Гвин решился однажды пойти за рыбой. Он не стал бы делать этого, если бы это было нужно только ему одному. Он делал это для будущего пингвинёнка, которого любил уже больше всего на свете: голодная птица – холодная, а яйцу нужно тепло.
Рядом с Пин-Гвином стоял Пын-Гвын, неуклюжий толстяк с очень большими лапами. Он тоже грел яйцо. Пин-Гвин попросил его присмотреть за яйцом. Тот согласился.
Яйцо лежало на льду около больших ног Пын-Гвына. И надо же случиться такому – толстяк, переступая с ноги на ногу, задел яйцо, и оно покатилось. Оно катилось сначала тихо, потом всё быстрее и быстрее. Пын-Гвын сначала шёл за ним, потом побежал. Но крылья у него были заняты, яйцо упало в глубокую трещину и пропало там.
Пын-Гвын чуть с ума не сошёл от горя и страха. «Что делать, что делать?» – думал он и топтался на месте. Тут попался ему на глаза камень. Он был такой же, как пропавшее яйцо: круглый, гладкий. И Пын-Гвын дал этот камень возвратившемуся Пин-Гвину.
«Как потяжелело яйцо, – думал Пин-Гвин, прижимая к тёплому животу камень. – Хороший пингвинёнок, большой и сильный, выведется у меня. Да, славно заживём мы вместе…»
Пришло время, сразу во многих яичках раздался стук. Это стучали клювами в скорлупку пингвинята, они словно спрашивали разрешения войти в большой мир. Им, конечно, разрешали. И они выбирались из тесной скорлупы на сверкающий лёд, на морской воздух, под яркое солнце. «Когда же постучит мой богатырь? – думал Пин-Гвин. – Ну, ничего, я терпеливый, подожду». И он плотнее прижимал к себе камень.
Пингвинята заметно выросли. Они уже не картавили, произносили все буквы, даже Р. Многие из них на учились плавать и нырять, а некоторые сами ловили рыбу. Взрослые птицы толпами ходили к Пин-Гвину и спрашивали, скоро ли ждать новорождённого. «Потерпите, – отвечал он, – мой пингвинёнок неторопливый. Пригрелся там, упрямец, и выходить на свет не хочет. Пусть ещё немного понежится». Он говорил это спокойно, а у самого́ сердце уже давно было полно тревоги.
Как-то одна из птиц высказала Пин-Гвину свои сомнения: не камень ли у него вместо яйца? Ах, как Пин-Гвин рассердился! Он прогнал нахала и долго кричал ему вслед обидные ругательства. А ночью, когда все пингвины рассказывали