она в болоте, а это не дом. Это вовсе никакой не дом…
– Ой, лихомары эти… Я их стараюсь не замечать. От них сыростью тянет. Чего они так низко летают! Летали бы повыше, как ласточки.
– Тянет, это верно. Она как-то так делает, что у нее появляется человеческая фигура. Лучше дачниц выглядит, между прочим. Но и тогда с ней рядом сыро, будто туман лег. А скажет «киса» – и не уйти!
– Может, тебе к Буланкиной? – предложил Мурик. – Петя говорит, она одна-одинешенька. Хоть молоко не кому попало достанется.
Ах-Ты дернул хвостом.
– Ты ее хоть раз видел? Вот то-то и оно. Она вообще не человек!
Неожиданно коты замолчали, и, к Мониному удивлению, мимо забора прошла Буланкина. Шла она со стороны Носкова, как и всегда, наверно, делала в это время. Только всегда она гуляла в леске, а тут решила пройтись по улице. Странно! Рискуя спугнуть котов, Моня высунулась в окно. Вместо того, чтобы на перекрестке свернуть в лесок, Буланкина обогнула Монин участок и отправилась на соседнюю улицу. «Хм… – подумала Моня. – К Носкову, что ли, сбегать?»
Но ведь и котов хотелось дослушать.
– Вон твоя «одна-одинешенька»! – сказал Ах-Ты. – Потомки Оцараписа с такими не связываются.
– Это она?! – изумился Мурик. – Великий Муррус! Оплошал Петя наш, оплошал… Одного не пойму: молоко-то ей зачем?
Пока он говорил, нижняя ветка, на которой сидели коты, как будто повисла в воздухе. От нижней части ствола осталась только тень среди тумана, который поднимался снизу. Коты его тоже заметили и, не прощаясь, спрыгнули с ивы: Мурик на улицу, Ах-Ты – к Моне на участок. А Моня осталась смотреть. Туман уже не просто поднимался, а прямо-таки валом валил из канавы, быстро заполняя улицу, пролезая между штакетинами, перетекая через забор, подбираясь к чубушнику.
– Машенька, закрой окно, туману в дом напустишь! – крикнула снизу Бабуля.
Моня закрыла окно, спустилась по лестнице, вышла на крыльцо. Туман быстро густел. Вот почти исчез из виду столб на перекрестке. Дом Алевтины Семеновны превратился в мутное темное пятно, а боярышник, который рос у нее вдоль забора, стал едва заметной полосой. Тетя Валя с дядей Петей включили свет, и кроме этого света, довольно тусклого, у них там ничего видно не было. Только елкам у калитки туман оказался нипочем. Из-под них вынырнула вдруг Алевтина Семеновна.
– Вот это туманище! – сказала она, запахивая поглубже вязаную кофту. – Я к вам иду спасаться. Деточка, а где твой душистый горошек?
Кофта была кирпичного цвета. «Хоть вблизи еще что-то видно!» – подумала Моня и спрыгнула с крыльца в туман.
– Бабуля говорит, что нам в этом году достался крупноцветный сорт. У него самые крупные цветы размером примерно с бабочку-адмирала, а те, что помельче, не меньше капустницы!
В сумерках и тумане горошек смотрелся не так нарядно, как на солнце, но зато его было много.
– Волшебно! – воскликнула Алевтина Семеновна, поднимая глаза к крыше сарая. – Как же ты все это донесла?
– Как