Собрание малоформатной прозы. Том 11. Ужасы, мистика, фантастика, современная проза
сейчас побегу хлеба к ужину куплю. Ужин уже готов.
Не успел Лёва и опомниться от поразившего его Любочкиного видения, а она уже выбежала за дверь и устремилась через дорогу к магазину, окрылённая избавлением от нехороших предчувствий, ослеплённая счастьем от ласки своего любимого мужчины, прямёхонько под колёса незамеченной ею машины, прямёхонько на тот свет…
Узнав о трагической смерти Любочки, Лёва не растерялся. Теперь он знает, как исправить беду и может это сделать. Нужно только войти в ещё более раннюю временную точку, туда, где он мог избежать своей встречи с Любочкой и избавить её от этой погубившей её любви.
И начались бесконечные метания Лёвы по прошлым поворотным точкам его судьбы, чтобы решительно изменить направление своих прошлых ошибочных решений и добраться до своего неуловимого счастья. Но всякий раз исправление прошлых своих ошибок оборачивалось ещё более большими бедами, ещё более большими неудачами.
Когда количество этих метаний превысило разумные пределы, Лёва понял: судьбу нужно исправлять не в ранее прожитых точках времени, а в тех, которые впереди.
Возможность перемещений назад и вперёд во времени кто-то понимает как перемещения в пределах одного и того же пространства. Но такое понимание приводит к невероятной путанице:
Действительно ли можно переписать какое-то событие из прошлого, безнаказанно разрушая тем самым всю цепочку произошедших после него событий?
Не логичнее ли было бы предположить, что «исправления» встраиваются в тех параллельных мирах, где «исправляемое событие» ещё не происходило по той причине, что в том мире время идёт именно с таким отставанием, которое необходимо соискателю исправления?
Об этом теперь и задумался Лёва после того, как набрался личного опыта путешествий по прошлому.
Но это уже вопрос не для простого ума.
Узнать самого себя
Трифон не был кладоискателем. Он вообще был равнодушен к материальным ценностям, к деньгам, к сокровищам. Через его трудовые руки большие деньги не проходили, а те, что добывались в обмен на потерю сил и здоровья, почти целиком уходили на восстановление того и другого.
Когда Трифону предлагали «срубить» большие, но нечестные деньги, он отвечал всегда решительным отказом.
Трудяга.
Честняга.
Праведник?
И вдруг случилось Трифону испытать искушение столь великое, что ни умом, ни сердцем невозможно было ему ни охватить, ни переварить, а, значит, и ни оценить его опасную суть.
Свалилось оно на Трифона, как стопудовая глыба, моментально раздавив всё то, на чём держались в нём и рассудочность, и воля к сопротивлению незаслуженному соблазну: набрёл он случайно в глухом заповедном лесу на глубокую звериную нору, а на дне той норы – сундук.
Что за зверь эту нору выкопал?
Почему покинул свою нору?
Не потому ли, что отпугнул его запах древнего сундука? От него тянуло гнилью и… жутью.
Зверя запах жути