расстроенный, мрачный. «Пойду ли завтра на его вечер?» – «Нет, конечно». – «Что ж, не выступать?» – «Как хочешь».
Маяковский не отменил выступления.
На следующее утро звонят друзья, знакомые: почему вас не было? не больна ли? Не могли добиться толку от Владимира Владимировича… Он мрачный какой-то… Жаль, что не были… Так интересно было, такой успех…
Маяковский чернее тучи.
Длинный был у нас разговор, молодой, тяжкий.
Оба мы плакали. Казалось, гибнем. Всё кончено. Ко всему привыкли – к любви, к искусству, к революции. Привыкли друг к другу, к тому, что обуты-одеты, живем в тепле. То и дело чай пьем. Мы тонем в быту. Мы на дне. Маяковский ничего настоящего уже никогда не напишет…
Такие разговоры часто бывали у нас последнее время и ни к чему не приводили. Но сейчас, еще ночью, я решила – расстанемся хоть месяца на два. Подумаем о том, как же нам теперь жить.
Маяковский как будто даже обрадовался этому выходу из безвыходного положения. Сказал: «Сегодня 28 декабря. Значит, 28 февраля увидимся», – и ушел».
За эти два месяца Маяковский и Лиля должны были обдумать не только свои взаимоотношения, но и отношение к быту, любви, ревности, инерции обихода и т. д. Они решили не видеться и не переписываться друг с другом. На самом же деле они обменивались письмами и записками, передаваемыми через других людей. Как вспоминает Л. Брик: «Я сердилась на него и на себя, что мы не соблюдаем наших условий, но была не в силах не отвечать ему, очень сильно его любила, и иногда у нас возникала почти «переписка».
Несмотря на то, что Маяковский никогда не был обделен женским вниманием, он патологически ревновал Лилю и не оставлял ее все время своего заточения: он часами прятался в парадной, карауля ее, писал ей бесконечные письма и записки, присылал цветы, книги и даже птиц в клетке. В ответ же он получал лишь краткие записки.
Маяковский переживал разлуку гораздо мучительнее Лили, которая, в отличие от него, жила эти месяцы нормальной жизнью. Его постоянные метания между радостью и надеждой, с одной стороны, и сомнениями и отчаянием – с другой, запечатлены в переписке.
Именно в условиях этого добровольного двухмесячного домашнего ареста Маяковский написал поэму «Про это». В этот период им было написано и несколько других вещей, которые вышли в печать в первые месяцы 1923 г.
Во время своего сидения в «комнатенке-лодочке» в Лубянском проезде Маяковский не только писал любовные письма Лиле Брик, но еще и по окончании работы над поэмой «Про это», которую он закончил на месяц раньше запланированного срока, вел дневник. Лиля Брик пишет: «После Володиной смерти я нашла в ящике его письменного стола в Гендриковом переулке пачку моих писем к нему и несколько моих фотографий. Все это было обернуто в пожелтевшее письмо – дневник ко мне, времени «Про это». Володя не говорил мне о нем».
Лиля Брик. 1907 г.
Лиля Брик попросила Галину Катанян перепечатать письмо – дневник. Галина Дмитриевна вспоминает: «Несколько слов о письме