выходные прошли на удивление спокойно. Некоторые из наших даже ухитрились съездить окунуться в прорубь. Укры зализывали раны. Мы так и не поняли, что это было. Может, разведка боем по всему фронту. Если так, то полученное знание их вряд ли обрадовало. Может, военная авантюра, приуроченная к очередному празднику, как они любят. А может, просто наш дух в очередной раз оказался сильнее того, что на месте духа выросло у них.
В понедельник утром нас снова отправили охранять министерство транспорта. И, примерно через час после того, как мы заступили на пост, за стенами снова загрохотало.
– Отдохнули укропы.
Таксист отложил ножницы. Заняться нам там было особо нечем, и Серёга решил озаботиться эстетическим вопросом. Старые вывески, висевшие на здании министерства (бывшего донецкого «Облавтодора»), радовали глаз государственной символикой бывшей «украины». Для того чтобы объяснить ту степень ненависти, которую они здесь вызывают, у меня банально может не хватить словарного запаса. Нечто запредельное. Невообразимое. Особенно у таких людей, как Таксист, – коренных дончан. Вот уже полчаса он вырезал символику ДНР из предвыборных плакатов и аккуратно клеил её суперклеем поверх «тризубов» и «жовто-блакiтных прапоров». Только человеку, никогда не бывавшему здесь, это занятие может показаться странным. Таксист – человек выдержанный. Другой на его месте взял бы лом и вырвал эти таблички из стены с мясом. Как и происходило минувшими весной и летом по всему Донецку.
Я поднимаюсь и иду на крыльцо покурить, по пути оценивая работу Таксиста. Отработано от души.
Закуриваю, делаю первую затяжку, и в этот момент где-то очень близко раздаётся глухой грохот. Холодный зимний воздух неожиданно сгущается и бьёт меня в бок. Я хватаюсь за дверную ручку. Не слышу, а ладонью чувствую, как звенят и вибрируют стёкла в рамах прозрачных стен вестибюля. Сигарета вылетает у меня изо рта. Вернее, её оттуда просто выбивает и зашвыривает куда-то далеко в сторону. Не слабо. Пригнувшись, запрыгиваю обратно в здание. Ну его на фиг, ребята: курить – здоровью вредить. Уже из здания слышу, как в парке поблизости загудели наши установки залпового огня. Ответ не заставил себя долго ждать.
– Ребята! – Перепуганная дама-завхоз выглядывает из-за двери. – Если что, заходите за эту дверь. Здесь коридор глухой, практически бомбоубежище. По нескольку стен вокруг.
Мы благодарно киваем.
Но обстрел стихает довольно быстро. Нас отвозят на обед в какую-то ведомственную столовую министерства. Стены почти не дрожат. Хотя где-то там, в соседнем секторе, обстрел продолжился. Конечно, для тех, кто не жил здесь минувшие две недели, и этого бы хватило, чтобы начать искать пятый угол, но мы реагируем спокойно: слышим, что бьют не сюда.
Едва мы возвращаемся на пост, как у Таксиста звонит телефон. Он внимательно слушает, потом молча даёт отбой и оборачивается ко мне.
– Шекспир, две новости. Мы больше не комендатура. Нас перевели в Республиканскую гвардию.
– О как! – Я заинтересованно отрываю