а голову насадил затылком на уже измаранный поясной крюк. И хотя прочие инквизиторы назвали бы это кощунством, перечить «Церберу» никто не спешил. Ребятня из «Медузы» – и та раздувать с ними конфликт не решится.
Отряд заканчивал с гулями, возвращаясь к капитану. Перешагивали через трупы, уплотняя строй. Командир вернулся за своим мечом. Вынул клинок из трупа.
Вскоре, будто по негласной команде, «Цербер» обставил его со спины полукругом. Их предводитель смотрел в сторону острова Памятного. Небеса пророкотали вновь. Северные кварталы щедро поливал дождь. Капитан подытожил:
– Пора возвращаться.
Глава «Цербера» чиркнул по клинку фламберга кресалом. Химерит объяло белым гудящим пламенем. Он выставил меч перед собой и направился к береговой линии.
Персекуторы – верные до мозга кости, объединенные идеями превосходства, – послушно следовали за ним.
Глава 2
Отыскать укромное местечко удавалось не всегда и не везде. Кругом лишние глаза и говорливые рты. Виделись они часто. Переглядывались. Улыбались. Но редко были предоставлены сами себе.
Здесь детям не курорт. В приют они попадали по разным причинам. И, как правило, не от хорошей жизни. От них отказывались. Их оставляли. Бросали на произвол судьбы, не жалея.
Никто не разбежался просто так держать ребятню в тесных стенах. Их труд сегодня – залог терпимой жизни завтра. Под чутким надзором. Они должны были оправдать каждый сольдо, пущенный на них.
Альдред с другими мальчишками колол и таскал дрова, грел и носил воду.
Его подруга тем временем пропадала на кухне. Занималась мойкой посуды. Готовила пищу плечом к плечу с достаточно подросшими девчонками. Как ни старайся, выходила баланда. Бурду разливали по мискам на почти полсотни ртов. Два-три раза в день. Хоть что-то. Лучше, чем пухнуть с голодухи.
Вечером – опять же, не всегда – у них имелось от получаса до полутора перед отбоем, чтобы поластиться да понежиться вдвоем. Не вдоволь, но всласть.
Нынче стоял конец осени, ударили первые заморозки. Лишь чудом удалось им устроиться за растопленной печкой в общей спальне. Прочие дети разбредались по участку: играли, выясняли отношения в своем небольшом обществе.
Сладкой парочке никто не мешал. Даже старая карга, в одиночку приглядывавшая за сиротками. Та уходила к себе, чтобы вычеркнуть из календаря ещё один мучительный день. Под ликёр и тарелку сухофруктов. Её век неуклонно подходил к концу.
Тесновато, зато тепло. В течение дня Альдред нередко плевался, уставая от собачьей жизни безотцовщины. Его боль растворялась в миг, едва наступало свидание с ней. Она испытывала примерно то же самое, без сомнения. И это прекрасно. Человек может свыкнуться со многим, позабыть ядовитое прошлое, имея весомую отдушину.
Эта привязанность перевешивала тяготы приютской жизни.
Утомленный дневной работой, Альдред сонливо опустил голову на грудь своей подруге. Та не возражала и лишь гладила его по ржаным спутавшимся волосам, отросшим