живем в культуре влечения к смерти, – стуча по клавиатуре ноутбука, сказала сидевшая за мной студентка магистратуры своей соседке. – Можно называть ее капитализмом или рациональностью, но, по сути, это экономика влечения к смерти, и она губит всю планету».
Я держалась за идею, что имя может вернуть меня на твердую почву. В том поезде я впервые осознала, что на финише меня необязательно ждет душевный покой или подтверждение моей правоты.
леса
В конце весны поезд вез меня в лес. Призрак моего отца витал в воздухе пока еще безликой и безымянной тенью, а я отправилась в поход. Поехала в дальние края, чтобы вместе с восемью незнакомыми мне художниками неделю заниматься ботаническими исследованиями.
Проект предполагал «проращивание». Ставился вопрос, может ли жизнь растений, помимо прочего, помочь нам переосмыслить наши отношения с природой, приблизить наше искусство к общемировым задачам. Мы планировали встретиться со специалистами по деревьям и цветам, с простыми фермерами, которые «выращивают еду», охотниками-собирателями и архивистами; понаблюдать не за культурными сортами растений, а за дикими видами в естественной для них среде – на лугах, в лесах и смешанных зонах.
Хозяйка нашей резиденции, художница и миколог, завалила весь свой дом баночками с трофейными крылышками бабочек и ящиками с останками животных, среди которых оказались черепа медведя и оленя, а также лисьи шкура и кости. Каждое утро мы маленьким стадом выдвигались в туман, шагали по тропам холмов Гатино, нарезали круги и спирали в облаке холода, по травянистым обочинам и чавкающей от влаги сырой земле, по болотам, заросшим шелестящим тростником и качающимся рогозом.
Я плелась за своими спутниками, нередко в самом хвосте, а они проявляли удивительную терпимость к моему феноменальному невежеству. Они завораживали меня своей осведомленностью, показывали мне ощетинившуюся почву, крошечных насекомых, которые крошечными ртами грызли листву, молодые ростки, храбро пробивающиеся сквозь подмороженный дерн, землю, которая уже начинала превращать то, что перегнило за зиму, в плодородный слой. Я послушно смотрела туда, куда меня направляли их глаза, слушала, как зовут каждое растение, и проникалась благотворным равнодушием леса.
Рождение новых ростков – результат торжества времени, тепла и света, а также напоминание о вечном движении в тихой земле. Распускается всё то, над чем всю зиму шла кропотливая работа. Как-то утром я присела на корточки, чтобы получше рассмотреть на губчатом лесном войлоке округлые густо-малиновые формы венерина башмачка, и словно провалилась в бездонную мягкость. Объятия зеленой сырости. Древняя история континента. В весенних лесах, среди кратковременных вспышек и почти незаметно поднимающих свои головки бутонов, раскрывается то, что было плотно упаковано и спрятано.
плоские растения
В день, когда мы пошли в Национальный гербарий – охлаждаемое помещение без окон, где стоит более шестисот застекленных металлических шкафов и хранится более миллиона обработанных образцов, – небо окрасилось в сиренево-серый цвет.