больше не повторится.
– Не повторится.
Да я и сама понимала, что поступился довольно безрассудно, но нам нужны были деньги.
– Дани, – няня подошла ко мне и заключила в объятия. – Нужно благодарить богов, что у нас хотя бы это есть. И то, что вас с леди не казнили, как вашего… – Мотти осеклась.
Об отце мы не говорили. Никогда. Существовали темы, которые не обсуждают.
– Я поняла, такое больше не повторится.
Объятия няни согревали. Я смогла успокоиться и принять факт своей беспомощности. Однако внезапно перед глазами возникла ослепительная вспышка, словно рядом с нами молния ударила, и в этой вспышке я увидела его лицо.
Слава богам, то был всего лишь морок. Странное наваждение из прошлого. Но даже он заставил всё моё тело сотрястись от ужаса. На секунду, всего лишь на секунду воздух стал таким густым, что буквально соткал образ Эймунда Тора – дракона и законника. Чёрные волосы, резкие черты лица, как у настоящего хищника, тонкие губы и… совершенно удивительного цвета радужки с вертикальной полоской то ли змеиных, то ли кошачьих зрачков. Его страшились люди и маги всего Эскена. В империи драконов водилось мало. Большая часть из них жила за морем в Хаммерфелле. Поэтому, увидев сегодня в небе тёмную точку, я сразу опознала “старого знакомого”. Эймунд Тор – единственный драконорожденный Эскена, кто обладал иссиня-чёрной чешуёй. С другими его перепутать достаточно сложно.
– Дани, – Мотти посмотрела мне в глаза. Наверное, почувствовала мою дрожь. – Ты ничего больше не хочешь мне рассказать?
– Нет, – я замотала головой. – Ничего.
– Точно? – взгляд Мотти был таким пронзительным, что сердце у меня забилось ещё сильнее.
– Ты ведь знаешь, – я выпорхнула из объятий няни, словно испуганная птичка, – я тебя никогда не обманываю.
– И то верно, – женщина кивнула. – Тогда идём спать.
– Да, только я загляну к маме.
Комната мамы находилась на первом этаже. Здесь отсутствовали окна, а дверь мы всегда запирали, особенно ночью. Достав из кармашка ключ и засунув его в замочную скважину, вошла внутрь. Комната насквозь пропахла лечебными травами и отварами, но, к сожалению, ни одно снадобье не могло помочь маме. Когда магию запирают, человек постепенно сходит с ума, а кроме этого ситуацию усугубило то, что она в одночасье лишилась дома, мужа и положения в обществе.
Мне было больно видеть её такой. Болезнь прогрессировала с каждым годом всё больше и больше. Бывали моменты просветления, порой она даже узнавала меня, узнавала Мотти, к ней возвращалась память, но говорила она лишь о балах. Наверное, это были единственные утешающие её воспоминания. А бывали периоды, о которых даже думать страшно: мама поднималась с кровати и начинала крушить комнату. Она кричала, вопила, ногтями драла свою кожу, вырывала волосы на голове. И она не успокаивалась, как бы мы с Мотти ни старались. Поэтому по ночам и запирали комнату, чтобы она не разнесла последнее, что у нас было. Ужас, боль, страх – вот что она испытывала в эти моменты. Словами не передать, что я чувствовала