лет-то сколько, мамочка?
– Девятнадцать, это я из-за короткой стрижки так молодо выгляжу, я уже на третий курс перешла, – затарато- рила Аня.
– Да не в стрижке дело, хотя волосы можно и отрастить, а то ты на мальчика больше смахиваешь. – Лера спустилась с подоконника. – Ну как там наш медработник, успокоилась?
– Зря вы так, она вас ночью успокаивала.
– А вот успокаивать меня не надо, у меня все прекрасно, лучше всех. Знаю я этих утешальщиц: «что убогонького не пожалеть, ведь у меня-то все хорошо». Так, Аннушка?
Лера вышла из туалета, резко хлопнув дверью.
Аня в недоумении глядела на закрывшуюся дверь. Второй раз за утро она удивлялась резким переменам в настроении соседки.
Да какое мне до нее дело? У меня своих проблем хватает. Вот где этот Шурка? Опять от бабули выслушивать, что нет ему дела ни до меня, ни до младенца.
Бабуля у Ани боевая, заведующая столом заказов гастронома, а гастроном не простой, в смысле не для простых людей. У простых людей времени много, они могут и в очереди постоять. А непростые, у них времени нет. Шутка ли сказать – собрания, заседания, конференции, и питаться им надо усиленно и детям их и родственникам, потому как всем им живется нелегко. Так говорила Ане бабушка, когда Аня была маленькая, и так же она говорила, когда Аня выросла и у нее появилось множество вопросов.
Родители отправили девочку к бабушке или бабушка забрала внучку – об этом уже никто не вспомнит. Но после восьмого класса Аня переехала из Владивостока, где служил отец, в Ленинград, где жили бабуля и дедушка. Получать достойное образование и воспитание. Это тоже бабулины слова. Аня бабушкины чаяния почти оправдала. Школу закончила хорошо, в институт поступила сразу, да не просто абы куда, а на архитектурный, в ЛИСИ, правда, кое-кто шушукался за спиной, что, мол, непростые бабушкины клиенты помогли. Но Аня знала точно, что поступала сама. Два года она ходила к репетитору по рисунку. А художественная школа? Это не купишь. А у нее по рисунку пять было при поступлении.
Вот когда бабуля пыталась ее в музыкальную школу пристроить, тогда, конечно, была вся тяжелая артиллерия подключена. Все деликатесы, оставшиеся от «непростых» людей, плавно перетекали в сумку преподавателя по музыке Беллы Григорьевны, но даже такая добрая женщина, как Белла Григорьевна, не смогла вынести Анечкиной игры на фортепьяно.
Однажды, придя к ним домой на очередной урок, она не выдержала и, хлопнув крышкой фортепьяно – со словами: «Анечка, больше никогда не открывай крышку этого инструмента», – гордо удалилась, даже не взглянув в сторону приготовленного пакета. А у нее дома – два мальчика. Это был поступок. Аня наказ учителя выполнила, к инструменту больше не подходила.
Но это было, как выяснилось позже, не самое большое бабушкино разочарование.
На первом курсе Аня влюбилась.
Они встретились в очереди перед библиотекой. Ей семнадцать, ему на год больше. Из библиотеки ушли вместе, а в конце первого курса решили