говорится, Крым и Рим, пойти в хирурги, до сих пор понять не могу.
Грэмом его прозвали не просто так. Во-первых, он был громилой – по росту, темпераменту и, как я сильно подозреваю, по роду деятельности. Последнее – разумеется, в прошлом. Во-вторых, потому что он настоящий гремлин – если хочешь купить себе какую-нибудь новую техническую штучку, например, телефон, машину, iPad – все, что угодно, не имеет значения, но сомневаешься, так как старая еще вполне нормально работает, дай ее поюзать Грэму. Ненадолго. Этого времени ему хватит на то, чтобы «убить» ее так, что ни один мастер ее не то, что не соберет – не узнает.
Итак, первая загадка, мучившая меня уже не первый год – это причина, заставившая его принять такое нестандартное решение взять да и пойти в хирурги. А вторая загадка – как этот плод любви Годзиллы и Кинг-Конга, обладающий аккуратностью слона в посудной лавке, умудряется быть хирургом, причем, одним из самых лучших. Что интересно, ведь он на самом деле ужасно неуклюж. Его не так часто приглашают в гости, потому что он действительно не всегда может распределить себя в пространстве, что в сочетании с огромным ростом и невероятной физической силой влечет за собой катастрофические последствия. И это когда он трезвый. А чуть выпив, он вообще перестает себя контролировать – он тут же ищет драки и приключений. Кстати, это еще одна причина, почему его прозвали Грэм – стоит ему принять хоть несколько грамм спитрного, как у него тут же сносит крышу… А потом крышу сносит у всех ближайших построек, если они оказались недостаточно прочными и к тому же имели несчастье чем-то помешать Грэму.
Но на работе его словно подменяют – его движения точны и аккуратны, он спокоен и невозмутим.
И если он «пытается изобразить хладнокровие», значит, он в таком бешенстве, что лучше ему под руку не попадаться.
Грэм вздохнул, выравнивая дыхание.
– Понятно, – медленно кивнул он. – Приказ?
– Нет, %%%%%, жажда крови у меня взыграла, сижу у себя в палате и думаю – а дай-ка я кого-нибудь порежу, а то без этого кусок в горло не идет!
– Ясно, – кивнул он, нехотя уступая мне место.
Я подошел к столу. Снял перчатки. Прикоснулся к пациенту…
…Мир преобразился. Вернее, исчез совсем. Звуки смолкли, цвета померкли, все вокруг перестало существовать. Был только он – человек, лежащий на столе… То есть, стола, конечно же, тоже не было. И человека в привычном смысле этого слова – тоже. И слов не было. И ничего не было. Был Он. Он был целым миром. И я вошел в этот мир.
В этом мире шла война. Жестокая и беспощадная. И самое жестокое в ней было то, что враг не пришел извне. Он родился и вырос среди таких же, как он, он жил тем же, чем живут все, и его очень долгое время принимали за своего… Но своим он не был. Никогда. Он был инаким. И в какой-то момент он осознал свою избранность. И решил доказать всем, что он – инакий. Доказать не самым лучшим образом – просто разрушив все то, что