арабскими диалектами и распределение получил не куда-нибудь, а прямиком в министерство иностранных дел. Загранкомандировки следовали одна за другой, Раззакову прочили блестящее дипломатическое будущее. Но судьба-злодейка – вернее, злодей в образе зеленого змия – сыграл с ним роковую роль. Частенько приглашая после загранкомандировок своих сослуживцев в чайхану, Ахат удивлял их своим совершенным знанием разнообразнейших вин, а вод¬ку «Столичную» от «Московской» отличал, не глядя на бутылку. История стара как мир. Вместо неудержимого подъема вверх по карьерной лестнице он стремительно покатился вниз. Ненадолго задержался в одном из вузов, но уже вскоре каждый студент знал, что новый препод охотно променяет пребывание в душной аудитории на столик в открытом кафе, где после возлияния поставит в зачетку все, что его попросят.
В итоге, да и то не без стараний влиятельных род-ственников, Ахат Маннапович осел директором обычной средней школы. Работающая здесь пожилая женщи¬на-завуч с гордостью носила на лацкане жакета значок отличника народного образования и, беззаветно влю-бленная в педагогику, с удовольствием тянула всю работу сама, радуясь, что новый директор, от которого постоян-но исходил острый пряный запах мускатного орешка, ни во что не вмешивается.
Ахат Маннапович учеников своей школы не разли¬чал, но вот «вундеркинда», поразившего его воображе¬ние, запомнил накрепко. Он даже на переменах выходил из своего кабинета, чтобы отыскать на школьном дворе смышленого мальчишку и заговорить с ним, предпо¬читая арабский язык. Класса с пятого Ахат Маннапович стал приглашать Лучинского домой, обучал его арабской письменности, давал читать книги по истории, привил любовь к русской классике. Он искренне привязался к этому чужому мальчишке, видимо, компенсируя тем самым отсутствие собственных детей. Он первым, пожа-луй, разглядел в своем ученике уникальные способности к языкам, великолепную память, блестящую восприим-чивость к любому изучаемому предмету и старался дать этому мальчишке все, что мог, – знания, житейский опыт, мужскую, по сути отцовскую, любовь.
***
Примерно тогда же появилось у Романа новое увлече-ние. Увидев в каком-то журнале схему и описание тран-зисторного приемника, он решил собрать его сам. Весь класс писал контрольную работу по математике, когда в тишине, где лишь перья поскрипывали, во всю мощь грянул разухабисто-молодецкий хор военного ансамбля: «Раскудрявый клён зеленый, лист резной…» Это после целого месяца неудач ожил, наконец, первый Ромкин транзистор, который он умудрился впихнуть в кем-то выброшенную старую мыльницу. Математичка была не-давней выпускницей пединститута, детей боялась пуще огня и из всех методов воспитательного воздействия ус-воила пока только один. «Лучинский, немедленно выйди из класса и отправляйся к директору», – велела она.
К Ромкиным чудачествам одноклассники вскоре при-выкли и прозвище ему дали Китаец, когда он однажды на уроке химии с пеной у рта доказывал, что порох изо¬брели китайцы, а учительница с непонятным