сестры Владимира. И прежде худое и острое, теперь оно казалось очертаниями голого черепа.
– Екатерина, мне… – я постаралась взять женщину за руку, она так радушно принимала меня в их доме прежде.
– Не прикасайся ко мне! – взвизгнула та.
Я отдернула руки.
– Все, к кому ты прикасаешься, погибают! Мой брат был полон жизни, пока не притащил тебя!
Я так удивилась, что какое-то время не могла подобрать хоть какие-то слова, чтобы защититься. Екатерина просто сыпала обвинениями. А я стояла, как ребенок, потерявшийся на ярмарке.
– Я разве не права? Где твои родители? Что стало с благородными Кроунами, взявшими тебя на содержание? Неужели ты думала, что мы ничего о тебе не узнаем?!
Все вокруг замерло. Столько свидетелей этой сцены. Осуждающих взглядов. А я просто не могла понять, как человек, потерявший часть души, мог быть настолько жесток. Откуда в Екатерине силы на эту ненависть? Мне казалось, мы любили Владимира одинаково. Мне казалось, мы боль одну испытываем. Выходит, что нет.
– Екатерина, как вы можете?
Я не могла найти слов, чтобы защититься. Все знание русского вылетело из головы. Но разве это не очевидно? Неужели кто-то может желать смерти близким? Неужели она не понимает, что сердце мое, израненное утратами, покрыто окровавленным саваном? Я себя похоронила вместе с мужем.
Но Екатерина была непреклонна в собственной жестокости. Она искала объяснения загадочной смерти брата и находила его в какой-то мерзости:
– Позор Владимира – это проклятье нашего рода, а твое венчание с ним – обман Господа! Ты будешь гореть в аду за это, Роксана Грей, вместе с ним!
Я не верила, что она кричит об этом при всех. Неужели, из-за боли и ран сердца, она готова выдать главную тайну брата. Покойного брата.
– В вас говорит гнев, Екатерина… – я старательно подбирала слова. – В нашем союзе не было никакого обмана, мы одиночество наше объединили, став единым целым. И если есть грех в том, чтобы любить и быть понятым, то я с радостью приму его на душу! – я вскинула подбородок, как это делала Лара.
Мои слова – молитва. Как описать те чувства, которые были между мной и Владимиром, как облечь в слова нечто столь невыразимое? Нет, я не хотела оправдываться, я хотела, чтобы память Владимира не была опорочена, унижена.
Внезапно мне на помощь пришел Титов. Думаю, невероятных усилий ему стоило выступить против княгини. Могу ошибаться в местной иерархии, но едва ли он имел право перечить Екатерине.
– Ваше Сиятельство, – он говорил тихо, но твердо, – могу ли я вас просить закончить на том спор? Именно подобные сцены могут навлечь позор на славный род.
Екатерина обомлела. Она, очевидно, как и я, не ожидала какого-либо вмешательства со стороны поручика. Женщина шумно втянула воздух, но все же была вынуждена признать, что спор этот глуп и вреден в первую очередь ей самой. Екатерина сделала вид, что ей стало дурно, расторопная компаньонка поспешила взять ее под руку и увести прочь.
– Благодарю… – я подняла взгляд на этого высоченного мужчину.
– Пойдемте, княгиня, я провожу