уже откровенно смеющихся коллег.
– Ой, извини, Карина, что отрываю тебя от очень важных дел. Просто мне иногда кажется, хотя, конечно, я практически не имею права на своё мнение, ведь я не штатный сотрудник «Газеты», а всего лишь приходящий, простой, скромный ветеринарный врач, так вот мне порой кажется, что ты ни хрена тут не делаешь вовсе! Прости уж за прямоту, и Бог, надеюсь, простит, ибо всемогущ Он! – Эффектно, с низким земным поклоном завершала клоунаду Лёля. И Карина выскакивала из редакции, как ошпаренная, с красным лицом, испуганными, злыми, выпученными глазками под дружный хохот всех присутствующих.
Лёле аплодировали, кричали «бис», целовали щёки, и она убегала к своим зверям, делать им инъекции, промывания и перевязки, надолго оставляя в редакции после себя дурашливое расположение духа у всей конторы.
Как-то свидетелем подобного издевательства над возлюбленной стал и Нипихалин. Был он в состоянии подпития, то есть в своём обычном состоянии, и сцену финальную, когда Карина взвизгнула: «Ты, Лёля, не понимаешь ничего, только работать всем мешаешь!» и выбежала прочь, воспринял, не то чтобы болезненно, а как бы несерьёзно. Вроде прикалывается молодёжь, резвится. И даже криво так, неохотно как бы, рассмеялся. Но под утро, когда разбудило похмелье, скользким спрутом забравшееся в живот, вдруг подумал: «А правда, что моя Карина на работе делает, чем занимается? Интересно, как относится к ней наша молодёжь, ведь они все почти одного возраста. С кем она дружит, с кем кофе пьёт, обедать ходит, когда не со мной? Никогда не обращал внимания на такие мелочи. Вот в „Рюмку“ зайду сегодня и обязательно внимание обращу, обязательно обращу, но только после „Рюмки“…» Мысли обрывались, терялись, возобновлялись, спрут ворочался, распуская щупальца самым бессовестным образом, сил бороться с ним совсем не было. Пришлось вставать, искать подтяжки и ехать во Дворец.
И ведь ни Лёля, разыгрывавшая вчера трагикомедию с Кариной в главной роли, ни спрут, отчаянно пытавшийся уже много лет додавить бородатого этого, доброго, но несчастного мужика, ни сам мужик бородатый, звавшийся в народе Нипихалиным Станиславом Алексеевичем, не знали, что любопытство это кому-то очень навредит.
8
В редакции «Газеты» начался форменный конец света. Арнольд загрузил в компьютер Маши игру «Арканоид». По экрану летал шарик и выбивал из кубиков призы-очки. Лучше всех эту игру освоила вторая операторша машинного набора – большая Аля. Аля и вправду была большая и крупная, что не мешало быть ей сексуальной и дюже привлекательной. У нерусских строителей, что занимались отделкой внутри и снаружи Дворца, Аля считалась эталоном.
Вся редакция простаивала за спиной Али часами и наблюдала, как та упорно борется за первое место с какими-то Timyrami и Avtomatami. Одна Маша, чей компьютер теперь был всё время занят (потому что, если не играла Аля, то играл кто-нибудь другой), хитро канючила:
– Аля, а ты когда умрёшь?
Аля заливисто хохотала и лёгким движением