Эффект озарения. Аркадий Марьин

встал из-за стола. Андрей поднялся тоже. Мы пожали друг другу руки и я сказал:

      – Спасибо за беседу.

      – Пожалуйста.

      – Скажу честно, Андрей, – глядя прямо ему в глаза, на прощание начал говорить я, – не понимаю, зачем вам это нужно. Вы ведь не психи. Вполне нормальные ребята. Ну, поиграли немного в театр, побалагурили слегка, и уже завязывайте. А? Вам ведь ещё на гражданку возвращаться. Девчонки, родители ждут. Ну, разве стоит оно того?

      И как раз в это мгновение я почувствовал весь ужас, всю неминуемость всего-всего в глазах Андрея. Неминуемость времени, неминуемость случайностей, неминуемость добра и зла. Как будто из глубины его глаз на меня взглянула не человеческая сущность, какой являлся Андрей Горбунков, а то самое высшее божество.

      – Я не могу, – твёрдо произнёс молоденький матрос со стальным, немигающим взглядом. – Может тот, кому дано. И мне дано, но другое. Трудное для вашей веры, но лёгкое для моей. А значит, предначертано мне выполнить волю его, как свою собственную.

      Андрей не просто говорил, а как будто декламировал заученные строки из священного писания. Вот только из какого?

      Я освободил руку от рукопожатия, спрятал ладонь в карман брюк и произнёс:

      – Хорошо. Не буду спорить. Совершенно с тобой согласен: твой выбор – это твой выбор.

      Спорить мне с ним не хотелось. У меня были абсолютно другие полномочия. Сделать опрос съехавших с катушек матросов, написать отчёт и предоставить его командованию. Всё! Заниматься их психикой, выяснять, что же произошло с их мозгами, – этим займутся другие. Не я!

      И всё же искренне я желал этому молодому матросу и его сослуживцам закончить ломать комедию и вернуться к нормальной службе. В противном случае не военный психиатрический госпиталь, так дисциплинарный береговой батальон их ожидал точно.

      – Выбор – миф, – добавил к моим словам Горбунков и тут же спросил, – разрешите идти?

      – Свободен, матрос, – печально произнёс я.

      Андрей козырнул. Я руку не поднял, так как был без фуражки. Хотел ему сказать что-то вроде «всё же подумай» или «не губи молодость», но сдержался. Ему это было ни к чему. Так мне казалось.