Год назад у главного редактора газеты, в которой я имею глупое удовольствие работать, тяжело болела жена. Эта подвижная оптимистка без грамма лишнего веса давно выздоровела, а шеф все не слезал с медицинской темы. В глубине души он подозревал врачей во всех смертных грехах, однако на словах сочувствовал по поводу условий их благородного труда и размера зарплаты. Когда потенциальные собеседники начали бросаться врассыпную при виде жаждавшего общения бедолаги, дабы не накачиваться сведениями о койко-местах и сроках госпитализации, инстинкт самосохранения подсказал ему, что пора превращать бесплодную депрессуху в творчество. Почему-то в мое.
– Полина, – усталым голосом недооцененного гения сказал редактор, – выбери какую-нибудь загруженную клинику для обычных пациентов и продержись сутки в хирургическом отделении. Жду правдивого отчета.
– Те, что для обычных, все перегружены, – немедленно начала практиковаться в правдивости я. – Если нужно конкретное медицинское учреждение, говорите сразу.
– Я сказал, любую.
Выбери… Пришлось снова менять золото дружбы на медь взаимовыгодных услуг, чтобы проникнуть, куда послали. Я продержалась и написала. Он отказался печатать. Почему, спрашивается? Чистая же правда, что у тридцать лет оперирующего доктора наук дрожали руки, когда он подносил скальпель к сделанной йодом на животе пациента разметке. Я и не предполагала, что профессионалу трудно начинать резать плоть. Зато, как резал! Люди карандашом по бумаге, пальцем по стеклу неуверенней водят, чем он скальпелем по телу. А в соседней операционной к бригаде хирургов подошел припозднившийся седенький и хроменький консультант, выслушал краткое содержание истории болезни, заглянул во внутренности больного на несколько секунд и тихо произнес:
– Ребята, не горячитесь, не стоит оставлять мужика без желудка, молодой еще.
– Не получится иначе, – возразили ему хором.
– Попробуем.
Дальше старик говорил, что делать, иногда указывал зондом, где, и подсказывал, как. А «ребята» – матерые хирурги с кандидатскими степенями – старательно исполняли.
– Если бы мастер совсем не явился, отхряпали бы человеку жизненно важный орган полностью? – сварливо полюбопытствовала я, выползая в коридор следом за анестезиологом, одновременно сдирая маску, промокая шапочкой струящийся по лбу пот и усмиряя дурноту.
– Между нами, надежнее было бы, – бросил он, приняв меня за тупую практикантку.
Клиника была старой, тесной, корпус с учебными комнатами давно и безуспешно строили, и группа студентов примостилась заниматься в уголке ординаторской. Под конец вялого опроса туда ввалился проведший десять часов у операционного стола врач, не глядя на будущих коллег, разделся до пояса, выпил глоток неразбавленного спирта и жадно съел поданную медсестрой на сковороде жареную картошку. К корнеплодам с растительным маслом не подавалось ни мяса, ни даже хлеба. «Мамочка, только в психиатры», – пробормотал один впечатлительный парнишка. Я почувствовала, что маму нужно заменить немедленно, пока опрометчивое решение не стало мечтой жизни, и шепотом рассказала, как мою знакомую докторицу в дурдоме расшалившиеся пациенты столкнули с лестницы – до сих пор опирается на костыль при ставшей весьма неспешной ходьбе. «Тогда в кого»? – доверчиво спросил студент. «В организаторы здравоохранения», – предложила я. «Спасибо, – прочувствованно поблагодарил он и легкомысленно добавил, – целую ручки».
Кстати, в группе было шесть девочек и три мальчика. Побеседовав со мной, нежный мамсик начал ощупью то ли пересчитывать в кармане купюры неизвестного достоинства, то ли вслепую писать смс-ки. Двое других классически играли в морской бой, прикрывшись учебником. Пять девиц забыли про преподавателя и откровенно любовались торсом атлетически сложенного хирурга. И лишь одна умница добросовестно заполняла тетрадь показаниями к оперативному вмешательству при заболевании какой-то редкой гадостью и осмысленно пялилась в рентгеновские снимки…
– Милая зарисовка с натуры, – буркнул главный редактор. И упрекнул: – Ты не смогла подняться от частностей к общим проблемам современной медицины. А про больничный долгострой уже только неграмотный не писал.
Я объяснила, что медицина, как наука, это отдельная волнующая тема. То же, что он подразумевает под головной болью врачей, является проблемами экономическими и политическими. И до них я опускаться не захотела. Бесполезно. Редактор верит в воспитательную роль печатного слова и моих отказов воспитывать взрослых сограждан не любит. По своему обыкновению я постаралась скоренько забыть о напрасном труде. Запрещала себе думать о докторах, чтобы не раздражаться.
Но проигнорировать возникшую однажды на пороге подругу Настасью, хирурга по специальности, было нельзя. Она вытащила из сумки склянку все с тем же спиртом, на этикетке которой значилось «настойка пустырника», затем, поколебавшись, бутылочку «Фанты» и попросила:
– Поль, сообрази чего-нибудь поесть. Оно, конечно, можно и без закуски. Но, как потом чувствовать себя приличной женщиной? Представляешь, очередной