того, что стоил товар, а потом еще удвоил просимую им цену. Так и уехали они с пустыми руками.
Странности Демидова увеличивались с каждым годом. В одно прекрасное жаркое июньское утро ему пришла фантазия прокатиться в санях и насладиться зимними видами. Для этого он закупил всю находившуюся в Москве соль и велел посыпать ею дорогу от своего имения на три версты, а также ощипать все березы, стоящие вдоль дороги. Проехался два раза, да и вернулся домой, а соль, истоптанная копытами тройки, сделалась достоянием всякого, кто хотел ее подбирать. А стоила соль, меж тем, тогда ох, как дорого!
Вспыльчив был Прокофий, неуемен в еде и веселье, самодур, одним словом. Богатый, однако.
Василий же, праправнук его, при идентичном характере, был беден. Так что все его самодурство выражалось в том, что он кучера мог забить насмерть за тихую езду, или осмеять того, кто ему не по нраву, или подлость какую замыслить.
Вот сейчас и размышляла Ольга, давно оставшаяся сиротой, и воспитываемая бабкой – матерью отца, да няньками, как ей за себя постоять, если что. Ибо вчера она имела неосторожность довольно резко отказать Василию Демидовичу в его нескромных намеках. Поставила зарвавшегося нахала на место. Чего ждать теперь?
Наконец, она закончила завтракать, вздохнула, потянулась, и легонько касаясь голыми пятками пушистого ковра, прошла к окну. Стоял роскошный, солнечный и яркий зимний день. Снег искрил, с губ раскрасневшихся прохожих слетали облачка пара. На углу торговец горячим сбитнем притопывал и подпрыгивал, постукивал валенком о валенок, пытаясь согреться. Огромный медный сакл5 на его спиной, заботливо укутанный теплым одеялом, угрожающе раскачивался. Лицо сбитенщика было таким же красным, как и его самовар.
Небо было кристально чистым, того удивительно невесомого голубого цвета, которое бывает только морозным февралем. Солнце светило прямо в глаза, заставляя лениво прищуриваться. Хорошо- то как!
Девушка взметнула вверх руки, выгнула стан, и, тряхнув роскошной гривой медно- рыжих волос, отвечая на переполнявшее ее чувство радости бытия, медленно оторвалась от теплого пола, и взлетела к потолку.
4.
Проснулась я довольно поздно. На то они и выходные, чтобы отдохнуть и отоспаться. Потянулась, потерла лицо и вскрикнула от неожиданности: я чуть не выколупнула себе глаз. В изумлении разглядывала я свои руки. Ногти выросли сантиметра на три, они странно загибались внутрь, необработанные уголки угрожающе торчали. Я перевела дыхание. Опять.
Я чувствовала, что что- то происходит. Незнакомые, непривычные, и потому слегка пугающие события начали слишком быстро появляться в моей жизни, я не успевала к ним привыкнуть. Мне нужна передышка.
Но не видать мне передышек, как своих ушей. Ибо на грудь мне уже вспрыгнул мой черный питомец, и, пристально глядя мне в глаза, промурлыкал:
– Ну что, мать, убедилась? А теперь на рынок, быстренько, за мясом, да за молоком, кушать страшно хочется…
– Слезь,