с учетом принципиальной значимости воссоединения с Крымом для России, неприемлемым для себя он счел простое существование нашей страны. Ведь допусти руководство России резню и гражданскую войну в Крыму с вероятным последующим вводом туда войск НАТО, оно доказало бы свою ничтожность настолько убедительно, что ему просто перестали бы подчиняться, – и страна бы рассыпалась. (Нечто подобное произошло бы, не останови Россия попытку геноцида мирного населения и истребления своих миротворцев, предпринятую в 2008 году саакашвилиевской Грузией в Южной Осетии.)
Таким образом, своим неприятием воссоединения России и Крыма Запад наглядно продемонстрировал каждому россиянину и российскому обществу в целом свое полное и принципиальное неприятие самого факта существования нашей страны.
Разумеется, представители нашего общества в массе своей не совершали подробных и развернутых умозаключений, подобных описанным выше, но ощущения от действий Запада и выступлений его представителей были совершенно однозначными и не оставляли никакого места для каких бы то ни было сомнений.
Нам предельно ясно и внятно дали понять, что для Запада хороший русский – это мертвый русский, и для того чтобы заслужить его похвалу или хотя бы нейтральное отношение к себе, мы должны умереть.
И это стало для нас в прямом смысле слова актом освобождения.
Разрушив свою страну в конце 80-х – начале 90-х годов и разочаровавшись под влиянием социально-экономического и политического кризиса в прежних коммунистических идеалах, наше общество приняло Запад в качестве не только образца для подражания, но и источника истины.
Открывавшиеся нам по мере познания Запада и взаимодействия ним его недостатки, порочность и корыстность его политики, двуличие и периодическая демонстрация откровенной враждебности воспринимались как некие частности, часто болезненные, порой даже шокирующие, но не имеющие принципиального значения.
Мы воспринимали его правила и институты как некий непреложный образец, который должны правильно скопировать и перенести к себе (причем патриотически настроенная часть общества ограничивалась констатацией, что это копирование должно учитывать наши особенности, в первую очередь культурные).
Представители Запада, вне зависимости от своего желания, воспринимались нами как некие учителя, которым нужно подражать и в соответствии с примерами которых нужно строить свою жизнь.
Такова была цена нашего поражения в холодной войне, таковы были последствия чудовищной психологической травмы, полученной нами при агонии и гибели Советского Союза и в значительной степени не изжитой еще до сих пор.
Более четверти века национального предательства мы жили в тени «старшего брата», с оглядкой на него, стараясь заимствовать у него все, что только было в наших силах.
Аргументы в виде колбасы, автомобилей, демократии и порядка были слишком наглядны и очевидны