его слова имеют для меня значение.
До меня доносится какой-то шум, а потом топот шагов по уродливой спиральной лестнице.
Я смотрю на часы, жду, когда пройдет ровно три минуты, и только потом встаю, всовываю ноги в пару шлепанцев, которые я спрятала среди того отвратительного дерьма, которое Коллинз накупил вчера, чтобы помочь мне «поднять мой статус».
Иди на хрен, пожалуйста.
Он такой тупица, что просто не верится.
Я поворачиваюсь к зеркалу в золоченой раме и оглядываю себя с головы до ног.
Глупая девчонка, которая не в силах отпустить тех троих, кого сама от себя отталкивает.
Ирония в смене событий.
Я поднимаю с пола рюкзак и волочу его за собой, расправляя плечи, когда дохожу до последней ступеньки.
Коллинз оборачивается и впадает в ступор при виде меня.
– Какого хрена?
Он оглядывает темно-фиолетовое платье-свитер из кашемира, которое сам и выбрал. Теперь оно разрезано по бокам, и кончики свободно завязаны, демонстрируя мой черный бюстгальтер-майку. Его взгляд опускается к купленным им же «чулкам», на которых теперь зияют дырки в стратегически важных местах – слева сбоку и справа в верхней части бедра, уходящая под ткань платья.
В области стоп у них теперь тоже недостает нескольких дюймов.
Я не завила волосы, как он надеялся, а собрала их в тугой конский хвост на затылке – только потому, что они без конца прилипали к этому дурацкому материалу.
Он посмел попросить меня срезать синие кончики, и я добродушно послала его в задницу.
– Это платье стоило четыреста долларов. – Он в бешенстве буравит меня взглядом.
– Я же говорила тебе – не покупай. К тому же для тебя это копейки, правда же?
Он подлетает ко мне.
– Мне нужно, чтобы ты, мать твою, соответствовала образу. Ты сама согласилась на это.
– Эти люди терпеть не могут «Армани», и их тошнит от чертова «Прада». Они за десять миль почуют развод.
Я качаю головой и прохожу мимо него, но он хватает меня за локоть, и я разворачиваюсь, отдергивая руку.
– Может, мне лучше позволить тебе, понторезу, строить из себя идиота? – вскипаю я.
Черты его лица напрягаются, выражая вопрос, и я качаю головой.
– Ты так туп, что искренне думаешь, будто, изменив меня под себя, сможешь их убедить? Что они похвалят тебя или обзавидуются? Ничего этого не будет. Может, я и согласилась на все это, чтобы ты держал свой крысиный язык за зубами, но ты тот еще идиот, если думаешь, что этим все решил. Эти парни? Они знают меня.
– Да уж, они-то определенно знают, – он пытается задеть меня, намекая на видео.
Я поднимаю голову и пожимаю плечами:
– Да, ты прав. Все трое, мать их, опустились на колени… передо мной. Спасибо, что подтвердил мою точку зрения. Они знают меня. Они знают, как я думаю, что мне нужно и когда именно. Ах да, а еще как мне, блин, нравится, чтобы меня трогали – сейчас это не имеет совершенно никакого значения, но тем не менее это так, придурок. И я это не скрываю. Мне это не нужно,