так же тихо отвечал я ему. – В этом мире для меня очень мало людей ближе, чем вы с братом. И нужна очень веская причина, чтобы я на вас прогневался. И эта глупая паненка уж точно на нее не тянет. Вы с покойным Мэнни для меня как братья, поэтому успокой ради всех святых Болика. Ну-ну, ступай.
Оставшись с воеводой наедине, я некоторое время молчал, глядя на скорбное лицо пана Теодора. Наконец, когда молчание стало совершенно тягостным, воевода заговорил.
– Вы хотели поговорить пан герцог?
– Да, я полагаю это необходимым. Любезнейший пан Карнковский, я очень рад обществу вас и вашей очаровательной дочери, и мне будет крайне печально расстаться с вами, однако обстоятельства таковы, что я имею крайнюю нужду в деньгах. Вы как-то просили меня назначить выкуп за вас и вашу дочь, обязуясь выплатить его со всей возможной поспешностью, не так ли? – Дождавшись утвердительного кивка собеседника, я продолжил: – Я решил исполнить вашу просьбу и полагаю достойной сумму в сто золотых венецианских цехинов. Что скажете, пан?
– Сто цехинов? – пробормотал пан Теодор. – Это на злотые будет…
– Вы меня не поняли, пан воевода! Я не желаю ни злотых, ни талеров, ни московских рублей. Я хочу непременно сто венецианских цехинов.
– Боже, но где же я их возьму? Во всей Литве у всех жидов может не сыскаться сотни таких редких монет!
– Что за беда? Поезжайте в Краков, в Варшаву, да хоть в саму Венецию.
– Но моя дочь!
– А что ваша дочь? Возьмите панну Агнешку с собой, девочке будет полезно повидать мир.
Дерптский воевода смотрел на меня во все глаза, стараясь уразуметь, чего мне от него нужно. Наконец в его глазах появился проблеск понимания.
– А моя свояченица с дочерью?
– Бог с вами, пан Теодор! Любезная госпожа баронесса не пленница моя, а гостья, и вольна выбирать – оставаться здесь или вернуться в свой замок, или же отправиться с вами. В подвалах крепости еще довольно ваших бывших подчиненных, выберите себе по вкусу несколько человек в качестве регимента и свиты да отправляйтесь с богом.
– Почта, – машинально поправил меня воевода.
– Что? Ах, да, на польском свита будет почтом. Как угодно, соберете себе почт – и проваливайте.
– Так вы хотите…
– Вам нет никакого дела до того, чего я хочу! Все, что вам надо, – это побыстрее убраться отсюда, раз уж вы не научили вашу дочь выбирать себе ровню.
– Пан герцог! – вскричал воевода. – В Польше всякий шляхтич равен королю!
– Да ладно! Эти сказки вы будете рассказывать другим шляхтичам на сейме, любезный пан, но не мне и не сейчас. Скажите, как велики для вас шансы выдать панну Агнешку за кого-нибудь из семейства Радзивиллов?
– Радзивиллы – богатый и знатный род, – сник пан Теодор.
– Вот-вот, а по сравнению со мной Радзивилы никто и звать никак, несмотря на то что император Фердинанд полсотни лет назад признал их князьями империи. И это не упоминая о том, что я женат, и не на ком-то, а на принцессе и двоюродной