светлеет.
– Тем не менее король Дункан пишет, что колдовство в Альбе процветает и поныне, – осторожно продолжает Россиль. – Тебе что‑нибудь известно о таких случаях? Ты их видел?
В Бретони этих существ называют les Lavandi´eres – Прачки. Они стирают одежду покойников, стоя на мелководье. У них перепонки между пальцами на руках и на ногах. Видеть их – дурной знак. Тот, кто встанет между ними и водой, умрёт. Кого они попросят помочь со стиркой, а он откажется, – утонет.
– Есть много легенд, – говорит Флинс. – Ведьмы – женщины, но очень уродливые. Вроде бы у них есть какие‑то черты животных – голый крысиный хвост или чешуйки на животе. Говорят ещё, что они не обладают человеческой речью, а только воют, как гончие собаки, или каркают, как вороны. У них могут быть глаза, как у рыб, по обе стороны головы, или сложенные крылья на спине. Острые зубы, как у кошек. Тот, кто встанет ведьме поперёк дороги, погибнет – или его род будет проклят. Внуки его внуков ещё попомнят ведьмин гнев.
Серебряные волосы он не упоминает. Возможно, он куда менее опасен для неё, чем показалось Россиль в начале.
– Проклятие, – повторяет она. – Что за проклятие может заставить содрогнуться даже короля на троне?
Свет факела падает на стену. Они стоят в коридоре без окон. Глаза Флинса сужаются в щёлки.
– В Альбе ходит такая легенда, – говорит он. – Однажды некий дворянин чем‑то обидел одну из этих чертовок. Ведьма прокляла не его самого, а его маленького сына. Каждую ночь, когда мальчик засыпал, у него вырастали густая шерсть и длинные клыки и он становился злобным чудищем, несущим смерть. В свете луны в его крови пробуждался дикий голод. Ночами он рыскал в поисках добычи. Только восход солнца возвращал ему человеческий облик.
Россиль хочется спросить, почему же ведьма сделала это, но она и так знает. Причина ведьме не требуется, только возможность.
Вместо этого она спрашивает:
– Как же тот дворянин поступил с несчастным проклятым мальчиком?
Она предполагает, что ответ на этот вопрос ей также известен.
– Он пронзил клинком обросшую чёрным мехом грудь, – отвечает Флинс. – Но меч покрылся ржавчиной и рассыпался, а рана зажила сама собой. Ни один смертный не смог бы убить этого мальчика. Поэтому каждую ночь дворянин привязывал своего сына к кровати и закрывал уши, чтобы не слышать, как зверь брызжет слюной, воет и бьётся в путах.
Мир за завесой вуали подёргивается влажной пеленой. Смертоносные глаза Россиль непроизвольно моргают.
– Что же, в этой истории хотя бы нет свадебных кружев и брака с лордом, – горько заключает она.
– Нет, – соглашается Флинс.
– Король Дункан, должно быть, недоволен этим союзом.
Власть Макбета способна заткнуть людям рты, но он не властен над их мыслями – никто не властен. Слухи о её серебряных волосах и внушающем безумие взгляде поползут по этим залам, словно холодный туман. Можно не произносить слова вслух. Разум сам по себе способен сделать море пустыней, а замёрзшую пустошь – пышным зелёным лугом.
– Макбет