должно было закончиться в тот момент, когда тело Аники Ришар поглотила бездна. Перед тем как отключиться, я успела закрыть глаза, сделать глубокий вдох и подумать: «Всё кончено».
Но вот я здесь, где бы это «здесь» ни было, стою в мятой сорочке и хлебаю воду из вазы с цветами. Опустошив её за рекордные полминуты и пролив половину на себя, я облокотилась о стол, вцепилась в его края пальцами и вдохнула полной грудью в попытке усмирить бешеное сердце, которое так и норовило выпрыгнуть через рот.
Наконец, отдышавшись, я утёрла губы и уставилась в зеркало. То, что я увидела, поразило меня сильнее, чем дóлжно.
Настоящая я и была той, кого Аника Ришар видела в кошмарах и отражениях зеркал, что казалось в крайней степени ироничным. Мои глаза были обычными, но в то же время нет. Правый застлала серая, а левый – белая пелена. Выглядело так, словно я слепла.
Я подошла ближе к зеркалу и коснулась щёк. Трогая мягкую кожу, опустила руки. Что-то изменилось, но я не могла понять, что именно.
Дверь скрипнула. В комнату зашли, но я не стала разглядывать лицо женщины и, набросившись на неё, вырвала из рук кувшин. Эта вода была холодной и на вкус гораздо приятнее, от чего по щекам потекли слёзы радости.
Незнакомка опешила.
– Госпожа, – сдавленно пробормотала она, видимо, уже смирившись с тем, что на кровати валялся труп, – я…
– Ещё воды, умоляю! – простонала я.
Она вышла за дверь и через минуту вернулась с кружкой и плоской посудиной, на которой лежали яблоки.
У меня совсем снесло крышу. Я пыталась пить и кусать одновременно, но подавилась и закашлялась. Когда приступ прошёл, засунула половину яблока в рот и, не разжёвывая, проглотила его и запила водой.
– Ох, слава Бастет, вы живы, госпожа, – лепетала маленькая женщина с круглым лицом. Мне наконец довелось разглядеть её, хотя глаза ещё слезились. Серое платье в пол с закрытыми рукавами подчёркивало полноту её тела. Такого же неприглядного цвета платок болтался на шее, частично цепляясь за узел чёрных волос на затылке.
– Вы знаете Бастет? – в надежде, что не всё ещё потеряно и никаких богов не существует, уточнила я.
– Конечно, госпожа. Ох, простите меня, дуру старую!
Я ничего не поняла, когда Фирузе – кажется, так её звали – упала на пол и вскинула вверх обе руки в странном молитвенном жесте.
– Великая, великая Маат…
Я только нелепо замычала, с уже меньшим остервенением продолжая хрустеть яблоком.
– Слава, слава великим богам! – продолжала причитать она, в силу возраста с трудом сгибаясь в спине, чтобы удариться лбом о пол в сантиметре от кончиков моих пальцев.
Дверь снова открылась, и на пороге замер мужчина. Нижняя половина его лица была закрыта тканью, но морщины в уголках чёрных глазах выдавали количество прожитых лет. Он был ровесником Фирузе, но на колени упал с большей прытью и гибкостью.
– Благословите, о великая богиня!
Мужчина сорвал с лица повязку, скомкал её в руке и обтёр