в приветствии, на его груди блеснула золотом овальная бляха.
– Мы уж решили, вы потонули, – перебил первого старца второй, лысый, тоже безбородый, в тунике попроще, без посторонней помощи слезший с водительского седла. – Кипри́но, сократим церемонию, благосклонность Четырнадцати с ними и так пребывает, иначе б давно кракенов или морских змеев кормили. Ты Анси?
– Я Гостислав, боцман, – ответил боцман. – Вот он, Анси сын Сигурд-Йона, шкипер наш незаметный.
Шкипер поклонился, стоически сохраняя всегдашнюю печать скорби о тщете всего сущего на лице. Лысый ответил поклоном на поклон и с улыбкой продолжил:
– Вот Киприно сын Пе́рко, лименарх Калопневмы, а меня зовите Лу́цо, я из братства рыбаков. Никтере́фто, Па́льнато́ки, – Луцо мотнул головой в сторону стражников. Оба поклонились. Имя и волосы цвета льняной соломы выдавали в Пальнатоки уроженца Та́немарка, Га́рдара, или Кро́нии.
– Напугали вы нас, – сказал тёмноволосый и почти до черноты смуглый Никтерефто. – Сперва весть пришла, что конвой поразметало, а там и вовсе пропали.
– Шторм кера́йю[56] сорвал, – объяснил Анси, протягивая Киприно кошель. – Здесь гаванный сбор и залог за починку.
– Погоди со сбором, – Луцо остановил руку шкипера. – Сход был, братство определило, сбор мы за вас платим. И залог внесём, если надо.
– По чести, – Анси поклонился в сторону рыбацкого старшины.
– Любо! – ухмыльнулся боцман. – Истинное товарищество. А трехвершковой пушки у братства или в порту у вас не завалялось? Мы бы взяли по доброй цене – нашу прямо с боевой рубкой волна слизнула.
Ирса вернулась к чтению путеводителя. Конопатчики на соседнем пирсе всё пели: Видишь нас, бабка? Нас тридцать моряков. Тащи скорее нам тридцать пирогов. Тридцать и три. Тридцать и три. Неси, да не сбейся со счёту, смотри! Тридцать и три, тридцать и три…а.
– Пулемёт с мостика тоже волна слизнула? – задававший вопрос был того неприятного возраста между мальчиком и старцем, в котором застревают некоторые неудачники, почему-то в должное время не возмужавшие. – И по рубке очередью прошлась?
Помимо уж совсем неприлично короткой (хуже, чем у мальчишки-водоторговца) туники, в избытке являвшей миру тощие и густо покрытые чёрным волосом ноги, для довершения безобразия обутые в сандалии поверх шерстяных носков, не вполне доброхоботно любопытный незнакомец также выделялся тетрадью в правой руке, стилосом-автоматом в левой, фотокито́ном[57] с раздвинутыми мехами на боку, и очками в деревянной оправе, криво висевшими на горбатом и тоже кривом носу – не иначе, охотник до новостей слишком часто не туда его совал.
– С работорговцами повстречались, – сухо пояснил шкипер, с полной очевидностью нежелательности дальнейших расспросов в голосе.
– Где? Как? Много ли их было? –