воздушный корабль вдоль ущелья.
– Теперь что ж, в два раза дольше лететь? – голос астронома дрогнул.
Мимо уха Каи вжикнула пуля, за ней другая. Дева вжалась в сиденье. Зелёный или нет, Вамба ответил очередью. Слева из-под крыла-аэростата раздался свист, вращение единственного оставшегося винта замедлилось.
– Паропровод перебило! – Самбор боролся со штурвалом.
– Если всю скорость потеряем, теперь всю жизнь лететь? – с отчаянием вопросил Вамба, ставя на картечницу свежий зарядный конус взамен расстрелянного.
– Всю жизнь, – лётчик покосился на прореху в крыле. – И недолгую!
Выражение этого заявления никак не соответствовало его содержанию – только по тону, можно было подумать, что венеду лет шесть, и он что-то приговаривает, катясь на санках с горы. Синороплан спускался ниже и ниже, уже летя вровень с верхушками сосен, росших на горах, слева и справа ограничивавших ущелье. Внизу заблестела вода.
– Самбор, ты вроде за шкипера? – вдруг спросил астроном.
– А? – Ну, пока мы в воздухе, твоё слово – закон? – Ну. Завещание хочешь составить? Торопись!
– Нет, пожени нас с Каей!
Кая вспыхнула:
– А меня спросить?
– Он и спросит! – отрезал Вамба. – Картечницу скинуть? – Я слов не знаю! – Самбор повис на штурвале, пытаясь выровнять принявший крен вправо синороплан. – Вдруг сядем живыми, картечница пригодится!
– Что там знать? – астроном перебрался на скамью рядом с Каей. – Говори!
– Кая дочь Поки́са-лоро́, берёшь в мужья Вамбу?
– Да!
– Вамба сын Гундемара, берёшь в жёны Каю?
– Да!
Горный ручей внизу расширился, впереди показалось озеро. До воды оставалось сажени четыре.
– Говори слова! – напомнил Вамба.
– Сказано же, не знаю! Женитесь, женитесь, и больше не деритесь! Плавать умеете? Если и нет, всё лучше кормить форель, чем воронов с волками, – не дожидаясь ответа сзади, рассудил венед и потянул за рукоять над головой, окрашенную в красный цвет.
Сверху зашипело, винт окончательно остановился. Кая зажмурилась, одновременно думая, что не подобает дочери вождя…
– Хотя дело бывало, и коза волка съеда…
Окончание Самборова суждения сгинуло в треске ломающихся снастей и плеске.
Последовала относительная тишина.
– Супруги, можете поцеловаться, – гордо сказал венед, поднимая лётные очки на лоб. – Как говорил мой отец, если от того, что осталось от самолёта, можешь уползти сам, посадку считай удачной.
Кая открыла глаза. Корзина стояла без малого в аршине воды. Оторвавшееся крыло, лишившись корзины и хвостового оперения, продолжало движение, набирая высоту, пока его более тяжёлая передняя кромка не перевесила. Топка со звоном ломающихся заклёпок сорвалась с креплений, из неё посыпались горящие угли, из прорехи в оболочке