вельбота китобоев с Изогнутого Острова, здоровенный гарпунёр-колошенец готовится метнуть ракетный гарпун в горбатого кита. Откуда ни возьмись, между китом и вельботом вклинивается кашайская лодка на подводных крыльях, с шаманами, бьющими в бубны и дудящими в дудки, вырезанные из удоподъёмных моржовых костей – уусиков. За лодкой – косяк косаток, на спинах у некоторых – Инну в гидроскафандрах, цепляющиеся за саженные спинные плавники. Животные слаженно бьют хвостами и подныривают, гоня волну и опрокидывая крайний вельбот. Наконец, огромный самец косатки, с бледной шкурой, покрытой росписью, поднимается из воды на три сажени и ломает головное судёнышко китобоев пополам. Косатки тащат барахтающихся в воде колошенцев к лодке шаманов, горбатые киты продолжают своё неспешное путешествие между Винландом и Изогнутым Островом.
– Эколог? – спохватился старшина. – Вот за хвостами смотреть, там ли оставляем, за лесом, не много ли на крепь переводим. А война ударила, оказался и неплохим следопытом. – И сильным шаманом, – с уважением сказал поморянин. – Звериное слово знает. Я про такое раньше только в книгах читал. Выходит, не только к Бирю из леса звери выходили лечиться. – Пора на совет, – напомнил Мегайро. – Про львицу просто так не растабаривайте. В лучах лунного света закружились снежинки. Вскоре луну затянули облака. Искать дом гаёвщика[142] пришлось почти наощупь. Днём, сруб под островерхой гонтовой крышей выглядел заброшенным. Впечатление создавалось паутиной на окнах, облупившейся краской на криво висевших ставнях, и было искусно усугублено осторожно уроненной рядом с трубой сосной. Ночью, все окна плотно занавешивались, а труба прикрывалась колпаком искрогасителя, чтоб ничего не было видно со «Смертевоза». Помещения в верхнем ярусе служили пристанищем для двух горняцких семей с совсем маленькими детьми, а нижний ярус, украшенный чучелами, черепами, и древним охотничьим оружием, прекрасно подходил для встреч совета горняцкого цеха в изгнании. Старшина помахал сидевшему в развилке сосны часовому с диоптром, закутанному в плащ из волчьей шкуры, пропустил вперёд Альфрика энгульсейца и Самбора, и вошёл в дом, плотно закрыв за собой дверь. Внутри очага жужжала маленькая коккоэ́стия[143], распространяя приятное тепло. За столом, освещённым парой переносных электрических ламп, уже сидели Айлви́н спелеодезистка[144], Лютослав Рельсоблуд, Бездырь Мозоленогий, Тру́го Шнырь, Каллан, и Неоссо врач.
– Котяховки[145]? – десятник проходчиков Бездырь тряхнул в воздухе бутылью с мутной жидкостью. Мегайро выставил перед собой кулак правой руки, затем распрямил указательный и средний пальцы. Проходчик кивнул и поочерёдно плеснул напиток в три стоявших на столе стеклянных банки, примерно на полвершка по высоте в каждую. – Кос по́би? – Айлвин двинула к новопришедшим любимое деметами устройство для плавления сыра.
На каменном