в город и успеть отвезти дочку в детский сад, тем самым освободить себя на целый день от лишних забот и предаться долгожданному отдыху.
Окончательно проснувшись, девочка начала капризничать, давая понять и папе, и бабушке, и дедушке, что никуда не хочет ехать. Глеб начал нервничать. Не давая опомниться ребёнку, он уверял, что они ещё раз приедут на дачу и так же весело будут здесь проводить время, а сейчас необходимо вернуться в город, нужно ехать домой.
В голове Глеба стали мелькать тревожные мысли, он боялся, что дочка может окончательно раскапризничаться. Уговаривая дочку ехать, он намеренно не произносил слово «садик», заменяя его словом «домой». Зная, как тяжело дочка по утрам собирается в детский садик, Глеб опускал эту тему, не давая ситуации выйти из-под контроля. В его планы входило настроить дочку на поездку домой, а вот там уже, в городе, поставить её перед фактом, что надо идти в садик.
Увещевания и уговоры папы, скрашенные горячими оладьями и утренним чаем бабушки, возымели успокоительный эффект: девочка дала себя умыть, одеть и усадить в машину. Попрощавшись с дедушкой и бабушкой, девочка радостно махала им ручкой из окна папиного автомобиля, осознавая, что очень скоро она приедет к ним ещё раз в гости, возможно, завтра, а может быть, сегодня, – думала девочка, не совсем понимая смысл этих временных категорий и часто путая их между собой.
Всю дорогу девочка оживлённо, с деловитостью, свойственной трёхлетним детям, пересказывала папе о том, как хорошо они играли на даче, ходили в баню, лежали на печи. Девочка периодически замолкала, смотрела задумчиво в окно, а потом, словно возвращаясь мыслями к пережитому, спрашивала отца:
– Папа! А мы ещё приедем к бабушке-дедушке?
– Приедем! – отвечал Глеб.
– Вчера? – спрашивала дочка (она путала с понятием «завтра»).
– Вчера, – кивал головой отец. И девочка, счастливая убедительным ответом папы, вновь замолкала.
Машина ехала по дороге. Позади остался дачный посёлок. За окном мелькали тёмные пролески; поля, залитые утренним солнцем; клубящаяся паром речка; вдали вырисовывались мутные горы. Новый день набирал силу, он просыпался, разбуженный солнечными лучами, обещая быть ярким и светлым, а значит, и весёлым.
Глеб жадно пил глазами утренние пейзажи, с нетерпением ожидая, когда он станет частью этих пейзажей, когда он растворится в них, наслаждаясь единением с природой и одиночеством художника, рыбака или фотографа. Ему хотелось быть «всем и сразу» в этом многообещающем дне. Он торопился как можно быстрее избавиться от дочери, чтобы было больше времени для самого себя. Но чем ближе они подъезжали к городу, тем сильнее Глеб начинал беспокоиться. Он никак не решался сказать дочери, что ей сегодня придётся идти в детский сад.
За окном автомобиля замелькали знакомые дома, улицы, здания, скверы. Люди и машины торопились на работу, школьники с рюкзаками и портфелями шли в школу, малышей родители тащили за руки в детские сады. Город шумел