Мужчина был капитаном, он ушёл на корабле в плавание и пропал без вести. Как это было на самом деле и в чём правда и ложь – не знаю, но эту историю Виталик рассказывал мне, основываясь на многих пересказах очевидцев и свидетелей. Мать, убитая горем, жить не хотела и Виталика решила извести. Нагрела в печи чугунок с водой, раздела малыша, облила его кипятком. Я не представляю, что должна мать при этом думать. Ну – несчастный случай, ну – горе матери, слёзы, осуждение соседей. А дальше – как участковый милиции посмотрит и протоколы составит.
На счастье (или несчастье), открылась дверь и вбежала соседка. А дальше всё как-то неудачно получилось – для всех, кроме Виталика. Он, хоть и обожжённый, остался в живых (лишь под мышкой образовалась дыра, он потом часто фокус показывал – как-то свистел через неё). Мать наговорила на соседку, что они в сговоре были. Соседке дали 14 лет (потому что та до того была судима), а матери – восемь лет колонии общего режима.
Что дальше? А дальше Виталик получил прививку от доброты – людей всех не любил, а мать и вовсе ненавидел. Хотя, конечно, общество, в котором он прожил свою жизнь, наверное, и не за что было любить. Он ненавидел свою мать лютой, недетской ненавистью. Ненависть та была не конечной, потому что дальше появилась мечта о мести. Ребёнок, у которого есть мечта, – это хорошо, но когда мечтой всей его жизни становится желание найти и убить свою мать… Это была уже цель его жизни. На этот счёт не один раз у нас были разговоры с Виталиком. Я ему объяснял, что за самого себя мстить нельзя, это не по правилам. Мстить можно только за другого.
Но это не конец той истории. В последнем, десятом классе меня прямо с урока срочно вызвали к Изергиль. Зайдя в Ленинскую комнату, я увидел рыдающего здоровенного, красивого и моложавого, но при этом седого мужика и маленькую женщину, стоявшую позади этого здоровяка. Не так часто в жизни мне доводилось видеть такие картины. Мужик, увидев меня, слёзы-сопли вытер и сказал, что только я им могу помочь. Что он понимает – они с женой виноваты и что хотели бы забрать из этого страшного места своего сына Виталика, который только меня и может послушаться.
Оказалось, что Виталик кинулся на мать с кулаками и его с трудом оттащили с клочьями выдранных волос. Я сказал им всем, клятвенно пообещал, что обязательно уговорю его. Но сам-то знал – это невозможно, поскольку рана у этого парня настолько глубока, а мечта убить мать столь сильна. Что все его крики и рыдания по ночам во сне невозможно так просто, как выключателем, взять и переключить с фазы на ноль.
Когда вернулся, то увидел своего Виталика, который бился под моей кроватью в истерике. Все ящики, коробки, которые лежали под кроватью, были разбросаны, вещи и детдомовские подарки валялись на полу. Я лёг на кровать, а он ещё долго бился подо мной. Голову, руку себе разбил в кровь. Неприятно было смотреть на ещё ребёнка, бившегося в крови, с бешеными глазами и лицом, перекошенным даже не злобой,