из нас все соки: мы с Окумурой после этого слегли с горячкой почти на две недели. Но даже после выздоровления нам не стало легче. Договор с ведьмой подспудно довлел над нами, словно занесённый над головой невидимый меч. В конце концов годы страха подтолкнули Окумуру на отчаянный шаг – вызвать в Ганрю тайную полицию. И вот чем всё обернулось.
Тогда-то до меня и дошло, что ведьма никогда не оставит нас в покое. Замучив Окумуру, она рано или поздно доберётся до меня. И я решил: раз уж всё равно помирать, то – постаравшись исправить хоть что-то. Поэтому я заручился поддержкой тайной полиции и убедил руководство клана в том, что в Ганрю появились опасные колдуны. Мы готовились дать им отпор…
– Но ведьма и на этот раз вас переиграла, – холодно отметила Уми. На отца она больше не смотрела, хотя чувствовала, что теперь он искал её взгляд. – Может, стоило оставить всё как есть? Хотя бы ни в чём не повинные горожане остались бы живы.
Это были жестокие слова – под стать жестокому и малодушному поступку отца и дядюшки, которым Уми не могла, да и не хотела искать оправдания. Других слов у неё больше не осталось.
– Я уже говорил и повторю ещё раз: не проходит ни дня, чтобы я не жалел о содеянном, – глухо проговорил Итиро Хаяси.
Экипаж медленно полз в гору. Под сенью леса дышать стало куда легче, чем в душном городе, но внутренне Уми всё равно не чувствовала облегчения. Она вообще не была уверена, что когда-нибудь сможет смотреть людям в глаза, зная, что сотворили её отец и названный дядюшка. Во всех смертях, произошедших в балагане, виноваты они – те, кому она доверяла даже больше, чем самой себе, на кого равнялась и стремилась быть похожей. В чьи идеалы она верила всей душой.
Доверие к семье и сила, которую оно в себе несёт, – всё было попрано желанием отца и дяди во что бы то ни стало сохранить свои позорные тайны, любой ценой заставить колдунью оставить их в покое и убраться из города.
– Разве помогут что-то исправить ваши сожаления? – слова сорвались с языка быстрее, чем Уми сумела отдать себе в том отчёт.
– Разумеется, нет, – в голосе отца слышалась неприкрытая горечь. Он весь как-то ссутулился, на усталом и осунувшемся лице ярче проступили морщины.
Но теперь сердце Уми осталось равнодушным к его боли. Отец так крепко сжимал в руках урну с прахом, словно цеплялся за последнее, что ещё связывало его со старым другом. И с прошлой жизнью, в которой они оба когда-то были счастливы.
Как и их семьи, которые они погубили собственными руками.
– Раз в год нам с Окумурой приходили письма, где сообщалось, что заложники целы и невредимы, – совсем тихо продолжил отец, но даже за скрипом экипажа Уми всё равно могла разобрать каждое слово. – Те самые, которые ты нашла. Только так у нас с Окумурой оставалась хоть какая-то надежда, что ведьма отпустит заложников, когда сочтёт наш долг исполненным.
– Что бы вы стали делать, если бы этого не произошло никогда? Неужели и правда думали, что она сдержит своё слово?
– Она говорила, что данная на крови клятва не даст