о богатое творческое наследие писателя, где есть место научной фантастике, историческим романам, романтическим историям, религиозным трактатам и, конечно же, сверхъестественному ужасу. В багаже Конан Дойла насчитывается около двух десятков мистических рассказов и повестей – это не идет ни в какое сравнение с многотомной холмсианой и сопоставимо по объему с приключениями бригадира Жерара. Все-таки большую часть жизни сэр Артур рассматривал потустороннее не как предмет художественного вымысла, а как объект фанатичной веры.
Известный и неизвестный
Страшные рассказы Конан Дойла чаще всего несут печать или ранних проб пера, или поздних заблуждений, поэтому неудивительно, что широкому кругу читателей они малоизвестны. Даже те, кто не лицезрел «Ад в небесах», не переживал «Фиаско в Лос-Амигосе», не трепетал перед «Ужасом расщелины Голубого Джона», могли оценить его умение пугать. Достаточно вспомнить «негромкий, протяжный и невыносимо тоскливый» вой над торфяными болотами Девоншира или тихий свист, предвещающий появление пестрой ленты. Что интересно, приступая к работе над «Собакой Баскервилей», Конан Дойл писал своему издателю Гринхофу Смиту: «Я задумал настоящий роман ужасов для “Стрэнда”». Впрочем, детектив на то и детектив, чтобы разум одерживал победу над тайной, а все ужасы ночи находили рациональное объяснение. Здесь даже пьющая кровь женщина («Вампир из Суссекса») окажется не жутким вурдалаком, а неравнодушной спасительницей. Совсем другое дело, когда необъяснимое напрочь разбивает любые теории, представления и проблески здравого смысла.
Говард Филлипс Лавкрафт отмечал умение Конан Дойла «убедительно сыграть на сверхъестественном», особенно выделив рассказы «Лот № 249» и «Капитан “Полярной звезды”». По мнению затворника из Провиденса, сэр Артур принадлежал к «романтической, полуготической, квазиморалистской» традиции вместе с Гербертом Уэллсом, Робертом Льюисом Стивенсоном, Уилки Коллинзом и Генри Районом Хаггардом. Эти писатели заложили основы для той литературы ужасов, которая «занята более событиями, нежели атмосферой, адресуется скорее к разуму и не заботится о нагнетании зла и психологическом правдоподобии, определенно симпатизирует человечеству и желает ему благоденствия». Действительно, в творчестве Конан Дойла сильны неоромантические тенденции. Он резко противостоит и жесткому натурализму, и философствующему символизму – другим влиятельным течениям того времени. Желание уйти от обыденности проявлялось в тяге к дальним странам, ушедшим эпохам, необъяснимым явлениям. К последним Конан Дойл обращался не так часто – он хотел чего-то большего, чем прослыть автором дешевых ужасов.
Нашествие призраков
В ранних сверхъестественных рассказах Конан Дойла преобладают журналистские черты. Он стремится в первую очередь ошарашить читателей сенсационным фактом, не оставляя места для глубокого психологизма или витиеватых иносказаний. В «Рассказе американца» – одном из первых опубликованных произведений Конан Дойла – присутствуют и конфликт персонажей, и скоропалительный суд Линча, но они лишь фон для гигантской мухоловки, способной расправиться с человеком. Как только толпа обнаруживает труп, «размозженный, изжеванный гигантскими зубами растения-людоеда», повествование обрывается. Шокирующий факт преподнесен, но ни о его восприятии участниками событий, ни о его влиянии на их жизнь не сообщается. Тем не менее даже в этой простенькой и шероховатой истории Конан Дойл проявил себя как неподражаемый рассказчик. К тому же здесь он опробовал один из своих излюбленных приемов – излагать историю не с позиции всеведущего автора или непосредственного очевидца: герой-повествователь сам имеет дело с чужим, зачастую необъективным взглядом. Конан Дойл вообще придерживался мнения, что автор в рассказе должен быть незаметен, и сам довольно быстро овладел мастерством маскировки.
Тот же самый подход использован в «Капитане “Полярной звезды”», где команда корабля наблюдает за злоключениями капитана, которого мучают призраки. Обычно привидения докучают жителям старых усадьб, но Конан Дойл переносит обитателей потустороннего мира в мертвую тишину арктических пустынь. Филолог Эверетт Блеилер увидел в столь необычной локации сочетание личного опыта – писателю довелось послужить врачом на китобойном судне – и эха нашумевшего «Франкенштейна». Вообще, призраки вольготно блуждают по темным коридорам и старинным зданиям из рассказов Конан Дойла. Столь частое обращение писателя к ним поначалу обусловлено продолжением готических традиций. Чуть позже появится еще один источник вдохновения – штудирование спиритических трактатов. Впрочем, стандартных ходов с крутящимися столами или гремящими цепями он старается избегать. Призраки Конан Дойла появляются необычным образом и ведут себя довольно современно. Кожаная воронка навевает страшные сны о жестоких пытках («Кожаная воронка»). Мертвый индус просит врача о последней операции («Коричневая рука»). Погибший боксер вызывает случайных прохожих на поединок («Задира из Броукас-Корта»). Особенно эффектен короткий рассказ «Вот как это было». Цепь событий – стремительная поездка, отказ тормозов, авария, встреча с умершим другом – предстает в новом призрачном свете из-за жуткой и неожиданной финальной реплики.