Встреча, которой не было. Екатерина Островская

как известно, не убивают, тогда бы надо было прикончить весь русский народ.

      – А ты сам по национальности, извини, кто? – поинтересовалась Воронина.

      – Я русский из Сибири, потомственный каторжанин, – с гордостью ответил Баландин, – разве по фамилии не видно?

      Он наполнил стоящие на столе стаканы, хотел налить и Насте, но она отказалась, сказав, что уже пила сегодня виски.

      – Тогда, может, коньячку? – встрепенулся оператор.

      – Она у нас вообще не употребляет, – объяснила Светлана.

      Сплоченная троица подняла стаканы и соединила их над столом. После того как выпили, продюсер продолжил:

      – Народ в виновность Макса не верит. О его связи с Руденской знали все, но молчали. Он хоть и бабник, но с Олесей у них было почти серьезно, и потому все боялись, что про это пронюхает Селезнев, а он – мужик крутой, только с виду такой паинька. Он ведь сидел, а такие люди измен не прощают. Это я вам как потомственный каторжанин заявляю. А у него, кроме Олеськи покойной, никого больше не было. Давайте выпьем за упокой души невинно убиенной.

      – Тогда и мне чуть-чуть, – согласилась Анастасия.

      Виски опять ожгло горло. Тут же ей подали стакан колы, который пришлось выпить весь, чтобы заглушить неприятное ощущение.

      – У Селезнева с Руденской давно уже ничего нет, – сказала Стрижак, – а про отношения ее с Божко ему прекрасно известно, и он надеялся, что она успокоится наконец.