месяцев тому с парапроктитом. После мы сошлись, несколько раз встречались на застольях или торгу. Звали его Никифор Артемьевич. Степенно сошел с возка, он, отдуваясь, в меховой шубе, чинно поприветствовал.
– Нужда привела к тебе, лекарь, выручай. К князю посол французский пожаловал, проездом из Москвы, да занедужил сильно, князь попросил тебя приехать, попользовать болящего.
– Ладно, что ж не поехать, коли князь зовет.
Собрался я быстро, Прохор уже запряг мой возок и положил в него сумку с инструментами. Ехать недалеко. Изба посольского приказа располагалась рядом с кремлем. На широкой кровати на мягкой перине лежал крупный мужчина в атласной рубашке с кружевами с мокрым от пота лицом. Рядом вертелся чернявый сухой мужчина неопределенных лет – толмач. После приветствия и осмотра я пришел к неутешительному диагнозу – ущемленная паховая грыжа. Надо оперировать, еще не вопрос, выживет ли после операции, но без нее – гарантированная смерть. Все это я втолковывал переводчику, боярин Никифор Артемьевич стоял рядом, его глаза беспокойно перебегали с меня на посла и обратно.
– Не дай бог, у нас в Рязани преставится, царь Михаил Федорович осерчает. Помоги!
– Да как я могу помочь, если больной не решается оперироваться?
Кое-как, с помощью переводчика и сам кое-где по-латыни, где жестами, он попытался объяснить послу положение вещей. В ответ услышал, что болезнь эта у него давно, при увеличении грыжи он сам вправлял ее, и состояние улучшалось, но этот приступ не проходит, и попытка вправления не удалась.
– Решайте, – бросил я и уселся на лавку.
После долгих и бурных переговоров посла, боярина и переводчика посол все-таки согласился на операцию. Я распорядился везти его в «госпиталь». По распоряжению лекаря Прохор привез в «госпиталь» двух помощников, еще одна была на месте – дежурила.
Операция прошла трудно – часть ущемленного кишечника омертвела, пришлось резецировать, наркоз на опиуме был слабоват для брюшных операций, инструмента не хватало.
Посол, правда, оказался мужиком крепким, очнувшись часов через шесть, попросил вина. Я разрешил дать разбавленного. Я и помощники трое суток не отходили от постели. Ученики мои видели ход операции, помогали выхаживать. Когда кризис миновал, я позволил себе уйти домой отоспаться, отослав также и двух помощников, наказав в случае ухудшения состояния отправить посыльного ко мне домой. Ночь прошла спокойно.
Утром, приехав в «госпиталь», я был немало удивлен – пациент сидел на кровати и кушал, вернее, его кормила моя ученица. Вроде дела пошли на поправку.
Сделал перевязки – рана была сухая, с грануляциями, заживление шло хорошо. К пациенту стали допускать его спутников. Пришел боярин из посольского приказа. Еды и вина нанесли на неделю, только куда его без холодильника.
Крепкое здоровье было у француза. Даже в мои дни не каждый пациент мог выздороветь после ущемления грыжи, к сожалению.
Через неделю пациент уже