десять, когда мы расстались тогда у дверей ресторана.
– Дела на Западе, полагаю, шли неплохо? – осведомился полисмен.
– О, еще бы! Буду рад, если Джиму повезло хотя бы вполовину так, как мне. Он был немного рохля, хоть и отличный малый. Мне пришлось немало поизворачиваться, чтобы постоять за себя. А в Нью-Йорке человек сидит как чурбан. Только Запад умеет обтесывать людей.
Полисмен повертел дубинкой и сделал шаг вперед.
– Мне пора идти. Надеюсь, ваш друг придет вовремя. Вы ведь не требуете от него уж очень большой точности?
– Ну, конечно. Я подожду его еще по крайней мере с полчаса. Если только он жив, к этому времени он уж непременно должен прийти. Всего лучшего, сержант.
– Спокойной ночи, сэр. – Полисмен возобновил свой обход, продолжая по дороге проверять двери.
Стал накрапывать мелкий холодный дождь, и редкие порывы перешли в непрерывный пронзительный ветер. Немногочисленные пешеходы молча, с мрачным видом, торопливо шагали по улице, подняв воротники и засунув руки в карманы. А человек, приехавший за тысячи миль, чтобы сдержать почти нелепое обещание, данное другу юности, курил сигару и ждал.
Прошло еще минут двадцать, и вот высокая фигура в длинном пальто с воротником, поднятым до ушей, торопливо пересекла улицу и направилась прямо к человеку, поджидавшему у входа в магазин.
– Это ты, Боб? – спросил подошедший неуверенно.
– А это ты, Джимми Уэллс? – быстро откликнулся тот.
– Ах, бог ты мой! – воскликнул высокий человек, хватая в свои руки обе руки человека с сигарой. – Ну, ясно как день – это Боб. Я не сомневался, что найду тебя здесь, если только ты еще существуешь на свете. Ну, ну! Двадцать лет – время немалое. Видишь, Боб, наш ресторан уже снесли. А жаль, мы бы с тобой поужинали в нем, как тогда. Ну, рассказывай, дружище, как жилось тебе на Западе?
– Здорово. Получил от него все, чего добивался. А ты сильно переменился, Джим. Мне помнилось, ты был дюйма на два, на три ниже.
– Да, я еще подрос немного, после того как мне исполнилось двадцать.
– А как твои дела, Джимми?
– Сносно. Служу в одном из городских учреждений. Ну, Боб, пойдем. Я знаю один уголок, мы там с тобой вдоволь наговоримся, вспомним старые времена.
Они пошли, взявшись под руку. Приехавший с Запада с эгоизмом человека, избалованного успехом, принялся рассказывать историю своей карьеры. Другой, почти с головой уйдя в воротник, с интересом слушал.
На углу квартала сиял огнями аптекарский магазин. Подойдя к свету, оба спутника одновременно обернулись и глянули друг другу в лицо.
Человек с Запада вдруг остановился и высвободил руку.
– Вы не Джим Уэллс, – сказал он отрывисто. – Двадцать лет – долгий срок, но не настолько уж долгий, чтобы у человека римский нос превратился в кнопку.
– За такой срок иногда и порядочный человек может стать мошенником, – ответил высокий. – Вот что, Шелковый Боб, уже десять минут, как вы находитесь под арестом. В Чикаго