которых в нашем районе было немало. Как-то раз, возвращаясь домой с учебы, я увидела, как полицейский на мотоцикле подъехал к двоим парням, потребовал предъявить документы и проверил их портфели. Я свернула на Аргентиниерштрассе. Там полным ходом шел обыск еще одного молодого человека, а рядом допрашивали его подругу – девушку моего возраста.
Не буду врать, тогда я даже хотела, чтобы и меня задержали. Тогда мне было бы о чем рассказать друзьям. Но меня не замечали! А даже если и смотрели в мою сторону, то абсолютно равнодушно. Что-то во мне заставляло полицию думать: «глупая», «невинная», «ничего интересного». В городе было опасно, но я, двадцатилетняя будущая судья, передвигалась совершенно спокойно. На вид мне было четырнадцать. Никто не видел во мне угрозы.
После смерти Дольфуса канцлером стал Курт фон Шушниг. Его не слишком любили, но уважали. Люди надеялись, что фон Шушниг сумеет противостоять планам Гитлера.
Мы с Пепи гуляли по Вене, читали друг другу вслух и вместе мечтали о социалистическом рае. Гитлер, тем временем, успел ввести войска в Рейнскую область и разжечь в Испании гражданскую войну. Итальянцы должны были стать союзниками Австрии, но решили объединиться с Гитлером, чтобы напасть на Эфиопию.
А потом умер мой отец.
Это случилось в июне 1936 года. Папа, стоя на пороге ресторана в отеле «Бристоль», окинул взглядом зал – чисто ли на столах, на месте ли официанты – и упал замертво.
Эта беда пришла так неожиданно, что мы оказались совершенно беспомощны. Рухнула наша скала, наша каменная стена.
Мама сидела в гостиной, глядя в никуда. Волосы ее были неприбраны, лицо – залито слезами. Мими рядом сидела совершенно молча. Ее держал за руку ее молодой человек, мой сокурсник и друг Мило Гренцбауэр. Наша младшая, Ханси, никак не могла унять рыдания.
Я ходила на кухню и обратно, принося кофе зашедшим выразить соболезнования. Пришла наша консьержка, фрау Фалат. Юльчи, моя двоюродная сестра, пришла с женихом, высокомерным и красивым чешским портным по имени Отто Ондрей. Юльчи от него не отходила, сжимала его руку и беспрестанно вытирала лицо его платком.
Пепи пришел с матерью. Она сидела рядом с мамой и делилась с ней тяготами одинокой жизни, параллельно чуть ли не прямо интересуясь у других гостей, сколько денег оставил папа.
Я была на кухне с Пепи. Он гладил меня по голове и повторял, что все будет хорошо.
Я ему не верила. Неожиданно я почувствовала себя гораздо более уязвимой, беспомощной перед политическими неурядицами. Как пережить эти смутные времена без защиты отца? Тем летом на Олимпиаде в Мюнхене немецкие спортсмены отдавали честь своему уродливому фюреру. Каждая медаль Германии казалась мне новым ударом, направленным на нашу семью.
Нужно было обеспечивать семью, и мама решила открыть собственное ателье. Она собиралась вырезать из журналов картинки с модными нарядами и давать клиентам возможность лично выбрать ткань и варианты отделки. По обычаю того времени она должна была обойти