Здесь находились банки и деловая часть города. За этой улицей начинался Нижний город, или Старый город, как его называли. В этих районах преобладала характерная арабская средиземноморская архитектура с узкими улочками и многолюдными базарами. Воздух наполняли ароматы специй и жаренного на кострах мяса. В Нижнем городе была каменная застройка – теплая, средиземноморская, со сводами и куполами. Я с детства любил купола. В этом присутствует, я уверен, духовный элемент – кругообразность символизирует единство, – но есть и практический, эволюционный аспект, о котором я узнал много позже и который внушает благоговение: в пустынных районах, где мало деревьев для древесины, купола из кирпича или камня служат единственной формой для перекрытия большого пространства.
По направлению вверх от Старого города, как тогда, так и сейчас, цвет и характер города меняются по мере подъема. На полпути к вершине, на склонах хребта Кармель находился район Хадар-Ха-Кармель из белых зданий в стиле баухаус. В центре Хадар-Ха-Кармеля располагался кампус Техниона, ныне израильского аналога Массачусетского технологического института. В отличие от яркой, современной простоты баухауса Технион представлял собой увенчанное куполом здание с симметрично расположенными крыльями с полированными каменными аркадами – попытка воссоздать романтический ориентализм в европейской архитектуре. Дальше вверх по склону находились Сады Бахаи, святое место для бахаитов, где похоронен основатель их религии. В юности я считал эти сады самым красивым местом в мире – воплощением рая. Наконец, на вершине, с которой открывался невероятный вид на гавань и город, находилась огороженная территория с озелененными виллами и малоэтажными многоквартирными домами. На вершине горы жили в основном высокообразованные немецкие евреи-иммигранты с утонченными манерами – профессора, квалифицированные специалисты, предприниматели, – которых менее утонченные обитатели района называли yekkes (от акронима для фразы на иврите, означающей «трудно понять»). Над этими людьми потешались – например из-за выраженного акцента, когда они говорили на новом для себя языке, – и в то же время их глубоко уважали. Именно с ними, а также с другими выходцами из Восточной Европы связано появление архитектуры баухауса в Хайфе и Палестине. В теплый полдень из открытых окон их домов звучала классическая музыка. На вершине горы Кармель росло много сосен. До сих пор всякий раз, почувствовав аромат сосны, я думаю о Хайфе. Это по-прежнему красивый город.
Я родился в Хайфе в День взятия Бастилии в 1938 году – через год с небольшим с момента знакомства моих родителей. Мой отец, Леон Сафди, приехал в Хайфу из своего родного сирийского города Алеппо в 1936-м. Он был девятым из десяти детей в семье еврейского торговца. Я никогда до конца не понимал, что привело моего отца в Хайфу. Был ли он сионистом? Старался ли проложить свой путь в семье, где было слишком много конкурентов? Но он приехал в Хайфу и основал собственное торговое предприятие. Он занимался импортом текстиля, высококачественной шерсти