развел руками одноглазый моряк. – Все готово к выходу в море, тысячи канатов, коими опутал Волшебник Семи Морей ваш фрегат, разрублены, мы потратили на это семь долгих лет, за вами, сир, имя, мы заждались команды «Отдать якоря», сердца наши жаждут мести.
Окончательно сбитый с толку Жан, что немудрено в его семилетнем возрасте, повернулся к двери собственной каюты и уже было сделал шаг, как вдруг его осенила догадка:
– Дайте немного пороха.
Боцман щелкнул пальцем, и светловолосый матрос из пушечной прислуги, схватив мешочек с серым порохом, подбежал к капитану:
– Сир.
Жан, сунув порох под мышку, обернулся к команде и неожиданно для самого себя громким и грубым голосом произнес:
– Ждите, скоро буду с именем. Это говорю вам я, Капитан Жан Жульер, – посмотрев на головорезов, скалящихся на него, он изменил фамилию, намекая на жуликов, с которыми ему придется плавать.
Снова кувырок через голову – и вот уже мальчик держит в одной руке свечку, а не острую саблю, а в другой – мешочек пшеничной муки.
– Жан, несносный ребенок, тебя мыши там, что ли, съели? – донеслось сверху.
Крикнув в ответ: «Иду, мама», маленький капитан полез по скрипящим ступеням на кухню. Захлопнув за собой дверь в погреб, он поглядел на русалку: деревянная дева продолжала улыбаться, все так же ехидно и вызывающе.
До вечера Жан маялся с названием корабля, в голову лезли «Стремительные», «Отважные» и «Беспощадные», но он, его трехмачтовый красавец, был «пиратом» и требовал иного, особого имени. Выйдя во двор, мальчик, не находя себе места от дум, бродил вдоль забора, пиная мыском ботинка желтые лютики и распугивая угомонившихся к ночи стрекоз. За оградой, у соседского дома, раздался заливистый детский смех: златокудрую девочку, бегающую с сачком за потревоженными тонкокрылыми стрекозами, звали Мари. Жана осенило: «Корабль надо назвать женским именем, да вот хотя бы „Прекрасная Мари“, а что, отлично, можно посадить под бушприт сандаловую деву, всегда мечтал о таком оформлении корабельного носа, будет к месту. Но, с другой стороны, грозный „пират“ с таким именем на борту не станет ли посмешищем? Убрать „прекрасная“, пусть будет просто „Мари“».
Мальчик без раздумий повернул к дому – команда, поди ж ты, заждалась, но у двери с русалкой Жан одумался окончательно: «Свою слабость надобно скрывать ото всех, назову фрегат „Марионетка“», и он решительно толкнул дверь в подвал…
Стоя на мостике, Жан Жульер терпеливо ждал, пока его матросы, спотыкаясь, ругаясь и лупцуя друг дружку чем попало, выстроятся на палубе как положено. После третьего свистка на «Марионетке» все замерло, и Боцман, одноглазый детина, повернувшись к капитану, рявкнул:
– Команда построена, сир.
Жан обвел тяжелым взглядом флибустьеров: крепкие руки, вырубленные словно из-под топора лица, и жадные сердца, настоящие головорезы, лучший сброд перевернутого мира (так мальчик окрестил место за дверью с русалкой), если и хотелось отыскать похуже, то все самое плохое уже было на борту.
– Други, –