эти тихие слезы маленького мальчика, маленького моего Сережки.
И уже домой не торопилось мне, и бродил по улицам, сворачивал вдруг и внезапно, и сидел на каких-то лавочках, оказывался вдруг в каких-то скверах, около не работающих по осенней стыли фонтанов – наступал вечер. А когда начало смеркаться, когда краски стали густеть и в промерзшем до стеклянной прозрачности небе поплыл рогатый месяц, я как-то сразу оказался около своего дома, около своего подъезда. Сел на лавочку, достал пачку – надо же, последняя папироса осталась – когда только успел выкурить? Руки сами по себе помяли папиросину, продул на автомате, закурил. Дым от этого табака едкий – глаза режет.
Пока курил – совсем стемнело, окна желтым уютом горят, за занавесками люди ходят. У них семьи, жены, дети, бабушки и может быть собаки с кошками, а я вот, теперь, один. Как и этот малыш и нет у нас никого, и не к кому идти.
Докурил, еще раз глянул на черное, с едва заметной лиловой проседью небо и зашел в подъезд.
Насчет яиц ошибся – не было их. Заварил бич-пакет и, пока лапша отстаивалась, набрал Виктора Михайловича – Витьку, в далеком прошлом нашем – одногрупника. Пока шел гудок, достал вторую пачку, стукнул торцем папиросы об пачку, размял, продул, закурил и только когда сморщился от дыма, попавшего в глаза, только тогда Витька взял трубку.
– Да.
– Привет, Вить, еще раз.
– А, это ты. Да, Жень, чего случилось, – голос у него сонный был, может решил лечь спать пораньше, а может просто устал, перед телевизором отключился – работа главреда – вредная, нервы выматывает.
– Я по поводу темы…
– Знаю, что хреновая, но какой заказ. Главное там деньги будут гарантированно, думаю тебе сейчас…
– Нет, подожди, – перебил я его, – берусь.
– О как! Так сразу? Понял наконец, что прижало?!
– Нет. Материал встретил. Живой.
– Понятно. Зацепило? На слезу давит? Попрошайка?
– Нет, знаешь… – замялся, – он совсем не такой. Не обычный. Он… я даже не знаю. Он просто живет в том мире, но он не с ними, не как они эти остальные нищие. Он другой.
– Слушай, интересно конечно, но я сейчас никакой. Глаза слипаются. Ты мне потом в материале отдашь. Хорошо?
– Хорошо. Ну ладно. Давай тогда спокойной ночи что ли. И это, телефон отключи.
– Ага, как же, отключишь эту гниду, – сказал он уж совсем грустно, – пока.
– Пока.
Телефон пиликнул сброшенным вызовом. Жалко. А так хотелось рассказать ему побольше про этого необычного мальчугана, про библейскую сцену кормления, про тетю Иру к душе которой он смог найти ключик. Не сложилось.
Включил компьютер, сходил на кухню, из холодильника бутылку початую достал, с мойки стопку взял, сел в кресло перед компьютером, запустил «ворд», стряхнул пепел с папиросы в пепельницу и замер. Про что писать? Я не знал. Начало в голову шло только одно – реальное, настоящее. Про то, как встретил, как папиросы купил – слишком мало я еще знал этого мальчонку,