штык. Мы же знаем, они специально такие делают!
Это правда: мы ненавидим зазубренные немецкие штыки. Если кто попадает к нам в руки с таким штыком, мы приканчиваем его этой же пилой. Чтобы знал.
– Вспомните Орельена, – продолжает Томми. – Его что, тоже медведь задрал?
Какой там медведь! Орельену одним ударом перерезали сонную артерию. Его мертвое лицо было спокойно; казалось, он даже доволен, что все кончилось именно так.
– Я ему немножко завидую, – говорит Серж.
Голос его дрожит.
Мы знаем, что надо отступать, но не можем заставить себя тронуться с места.
Сколько дней мы уже здесь? Два? Три? Пять? Неделю?
– Я думаю, это ловушка, – говорит Томми, – немцы оставили отравленную еду. Вспомните: сначала кошмары, потом слуховые галлюцинации, потом упадок сил…
– Я знаю, в чем дело! – говорит Грег. – Это хлеб! Хлеб со спорыньей! Я читал статью профессора фон Малхина. Грибок спорыньи вызывает видения. Все религиозные войны, все народные волнения – все совпадает с периодами активности этого грибка. И хлеб, который мы ели, – он наверняка был заражен.
– Ерунда, – говорит Томми, – нас специально отравили! Сегодня ночью они придут, чтобы зарезать нас спящих. Ну нет! Я сам буду стоять на часах!
Томми выходит, но никто из нас не спит. Лежа на койках, мы слушаем тихое шипение, заполняющее блиндаж.
– Теперь вы все слышите, да? – говорит Джеймс. – А я думал, я схожу с ума.
Мы молчим. Каждый держит под рукой фонарик, лопатку и гранаты – почти как в ту давнюю ночь охоты на крыс.
Изредка снаружи доносится хлюпанье – это Томми переступает с ноги на ногу в жидкой грязи. Но даже этот звук не может отвлечь нас от гипнотического, всюду проникающего шипения.
– Я понял, – вдруг говорит Грег, – это туман. Эти звуки издает туман, вот почему они везде!
Серж включает фонарик, луч затухает, не пройдя и метра: в самом деле, блиндаж наполнен туманом.
– Что за черт! – говорит Серж, но тут раздается истошный крик Томми. Схватив оружие, мы бежим к выходу – и застываем в проеме.
Должно быть, луна вышла из-за туч – вся равнина освещена тусклым мертвенным светом. Туман клубится, словно театральный занавес, обрамляющий сцену: Томми конвульсивно дергается в грязи, две фигуры склонились над ним. Доносится тихое рычание, а потом один из убийц поднимает голову.
Лицо сияет лунной белизной, перепачканный кровью рот приоткрыт, из-под верхней губы торчит пара острых, как у волка, клыков.
– Вы не узнаете меня, ребята? – спрашивает он. – Это же я, Орельен! Серж, ты меня узнаешь? Иди ко мне, настала пора валить с этой войны. Париж ждет нас. Девушки в коротких юбках. Кафе Монмартра. Шикарные бордели. Помнишь, а? Пойдем отсюда!
Джеймс хватает Сержа за плечо. Грег, выставив перед собой наточенную лопатку, бросается к Орельену – и чудовище, еще вчера бывшее нашим товарищем, одним прыжком сбивает Грега с ног. Тот, падая навзничь, беспомощно взмахивает