плохим в глазах Никиты.
– Так вот. Я думаю, вдруг у нее был СЧИВ, как у меня, а я просто не знала об этом. – Я усмехаюсь, изображая непринужденность. – Такая мелочь, знаю, но это застряло в голове. И теперь я вообще больше думаю о маме. Почему она ушла, каких фрагментов истории мне недостает. Я замечаю, что она все чаще появляется в моих воспоминаниях.
Никита внимательно смотрит на меня широко открытыми глазами.
– По-моему, это вовсе не мелочь, – говорит она, – а совсем наоборот.
– Правда?
– Конечно!
– Ну, вообще-то, я допускаю, что это не мелочь.
Я не хотела грузить Никиту своими тяжелыми мыслями, полагая, что, возможно, делаю из мухи слона, но ее реакция развязывает мне язык, и слова вылетают прежде, чем я успеваю остановиться.
– И тогда, понимаешь… Я так мало о ней знаю, но вдруг именно этот огромный кусок моей жизни нас с ней роднит. Может быть, я теперь так часто ее вижу в воспоминаниях, потому что глубоко внутри чувствую, что должна узнать о ней больше, узнать что-то важное. То, что в итоге позволит мне думать о ней спокойно, а не мучиться вопросами. – Я замолкаю, сжимая губы. – Но с этим, увы, ничего не поделаешь. Это мало что меняет, ведь она не рядом.
– А с ней никак нельзя связаться? – спрашивает Никита осторожно.
Мы редко говорим о моей маме, и я вижу, что подруга тщательно выбирает слова, чтобы не сбить настроение. Запоздало осознаю: до этого момента я даже не говорила Никите, что все мои недавние воспоминания – о маме.
Качаю головой:
– Мы только знаем, что она там, в Корее, но ее контактов у нас нет.
«А ты уверена?» – подначивает меня внутренний голос.
Если аппе известно, почему она ушла, может, он знает, и где она сейчас. Вдруг я единственная, кто не в курсе? Надо добавить это в список «Чего я не знаю».
– Способ всегда есть, – уверенно заявляет Никита. – Ты бы хотела поговорить с ней, если бы могла?
На пару секунд я задумываюсь. А я бы хотела? Да. Хотела бы. У меня сложные чувства к маме. Она для меня скорее пробел в памяти, чем реальный человек в жизни. Когда она ушла, я была такой маленькой и почти не помню, что она значила для меня. Не представляю, что бы я почувствовала, увидев ее снова. Но что, если? Что, если мои воспоминания странным образом ведут меня к ней? Чтобы найти развязку? И что, если, – шепчет призрачная надежда в моем сердце, – она именно тот человек, который поймет меня лучше всех в мире? Даже лучше, чем мои друзья. И даже – особенно – лучше, чем аппа?
И я киваю.
– Так дуй в Корею! Найди ее! – восклицает Никита голосом, полным энтузиазма.
– Прости, что срезаю в полете, Ник, но, боюсь, все не так просто, как ты пытаешься изобразить.
– А я говорю, способы есть. Почему бы не попросить у папы список контактов старых друзей в Корее? Или родственников? Ты вроде говорила, что у тебя есть родственники в Корее, да? Кто-нибудь что-нибудь да знает о твоей маме и о том, где она сейчас. И не забудь, кто прямо сейчас перед тобой.
– Самоназначенный