у меня будет второй урок?
Секунду я колебался. В глубине души я сознавал, что эта авантюра может принести массу неприятностей.
– Послушайте, – сказал я. – Я совсем не собираюсь портить вам жизнь. И если ваш муж не хочет, чтобы вы учились водить…
Ее холодные пальчики обхватили мое запястье.
– Так он же ничего не будет знать. Ну как он узнает?
Это прикосновение убило во мне последние капли рассудка.
– Завтра я приеду сюда в восемь, – сдался я. – Где-то после девяти мы, наверное, покончим с делами.
– Я буду ждать вас в машине. – Она открыла дверцу и выскользнула наружу. – Вы даже не представляете, какое удовольствие вы мне доставили. Кругом такая скука, я уж и не помню, когда мне выпадало столько радости и наслаждения. Я просто счастлива.
При свете луны я увидел, что жена Эйткена была в лимонного цвета брюках и бутылочном свитере. Под свитером угадывались такие формы, что у меня захватило дыхание.
– Меня зовут Люсиль, – сказала она. – Запомните?
Я сказал, что запомню.
Она взглянула на меня и улыбнулась:
– Ну тогда до завтра. Спокойной ночи.
Помахав мне рукой, она пошла по длинной подъездной дорожке в сторону дома.
Я смотрел ей вслед, сжав баранку до боли в пальцах, пока Люсиль не скрылась из виду.
Она проникла в мою кровь, как вирус, да-да, таящий смертельную опасность вирус.
Не помню, как я доехал до дома. Не помню, как разделся и лег.
Знаю только, что эту ночь я провел без сна.
Разве я мог спать, если душа моя сгорала в ожидании следующей встречи? Неужели я увижу ее не через год, не через десять лет? Неужели это случится завтра?
Глава 3
Следующие три дня жизнь моя текла по установленному распорядку. Каждое утро в девять часов я приходил на работу, уходил в семь, в итальянском ресторанчике у обочины ведущего к «Гейблз» шоссе проглатывал легкий ужин и ровно в восемь звонил в дверь большого дома. Часа полтора мы с Эйткеном обсуждали текущие дела, потом я уходил и садился в «кадиллак», где меня ждала Люсиль.
Ради этого момента я и жил все последние дни. Все остальное превратилось в вынужденную обязанность, от которой я хотел отделаться как можно быстрее. И лишь когда я говорил Уоткинсу «спокойной ночи» и слышал, как за мной закрывалась парадная дверь, тогда, и только тогда, я действительно начинал жить.
С половины десятого до одиннадцати мы с Люсиль катались по безлюдным боковым дорогам. Говорили мало: во время разговора она никак не могла сосредоточиться на вождении, и машина начинала вилять из стороны в сторону. Кроме того, ощущение власти над «кадиллаком» приводило ее в неописуемый восторг, и прерывать это упоение мне не хотелось. И только когда машина подкатывала к железным решетчатым воротам «Гейблз», несколько минут мы разговаривали.
За эти три вечера я влюбился в нее до такой степени, что мне стоило огромных усилий не выказывать свои чувства.
Никаких признаков поощрения с ее стороны я не замечал. Она обращалась