данных, сколько сможете. При необходимости напирайте на то, что речь идет о безопасности детей. Я тем временем решу вопрос с ордером.
– Слушаюсь, капитан!
Когда Викар вышел, Фабрегас помахал рукой перед стеклом, давая знак Жану, который все это время терпеливо ждал в соседней комнате, что он может зайти. У капитана не было необходимости спрашивать бывшего шефа, узнал ли тот в подозреваемом Рафаэля Лессажа, – они заранее договорились, что в случае твердой уверенности Жан войдет в комнату, прервав допрос под каким-нибудь незначительным предлогом. Поскольку он этого не сделал, стало понятно, что его сомнения так и не развеялись.
– Слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, – с кислой миной процедил Фабрегас.
– Я не говорю, что это не он. Просто я не уверен…
– А образец ДНК мы не можем у него взять без его согласия.
– Да, я знаю.
Расследование так и не сдвинулось с мертвой точки, тогда как с момента исчезновения Зелии прошло уже двадцать четыре часа. Ее жизнь могла находиться в опасности – двое сидящих в комнате мужчин это прекрасно понимали. Но не было ни одного следа, по которому они могли бы пойти.
Догадываясь, о чем думает Фабрегас, Жан попытался его утешить:
– А что, если с Зелией та же история, что и с Надей? Может быть, она тоже скрывается по своей воле?
– Может быть… – без особой уверенности отозвался Фабрегас.
В глубине души Жан разделял его скептицизм, но мысль о том, что они могут найти еще одно бездыханное тело ребенка, была невыносима. Он так и не оправился после смерти Солен. До сих пор, тридцать с лишним лет спустя, перед глазами у него порой возникала девочка в белом платье и венке. Он закрывал глаза, но она не исчезала. Иногда она улыбалась, но чаще вид у нее был жалобным, она словно молила о чем-то… Такого он не пожелал бы никому, тем более человеку, сидящему напротив. Фабрегасу и без того отныне предстояло жить, постоянно помня о самоубийстве Нади, и этот груз был слишком тяжел, чтобы добавлять к нему новый.
В комнате для допросов воцарилось гнетущее молчание. Фабрегас стиснул зубы, словно загораживая путь словам, о которых он, возможно, пожалел бы после. Жан пристально разглядывал свои ладони, как будто читал по ним судьбу. Он сидел на том самом стуле, с которого недавно встал Рафаэль Дюпен, – и внезапно заметил у самого края сиденья, между своих раздвинутых колен, какой-то крошечный посторонний предмет, похожий на едва заметный выступ. Жан уже хотел машинально смахнуть его на пол, но в следующий миг его рука застыла в воздухе. Затем он осторожно сунул ее в карман, вытащил носовой платок, аккуратно подобрал им свою находку и поднес к глазам. Сначала он подумал, что это хлебная крошка, но нет, это оказалось нечто иное. И впервые за долгое время Жан улыбнулся.
– А ведь правду говорят, что грызть ногти – дурная привычка…
Фабрегасу понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять, куда клонит бывший начальник. Взгляд капитана прояснился, затем снова помрачнел.
– Ты