как, – добавляю я себе под нос, внимательно изучая следы укусов на холсте.
Хуже всего пришлось одной стороне картины, где голый холст. Где задеты краски, можно пожирнее пройтись акрилом. Может быть, у Су получится заменить лоскуток холста сбоку. Я ставлю картину на мольберт в углу комнаты, а потом беру небольшую абстракцию, над которой сейчас работаю, и ставлю ее на туалетный столик. Хорошо, что этот мопс-пиранья такой мелкий.
Я выбираю место для лежанки и миски, и Петуния тут же семенит на перекус. Пока она фыркает и хрюкает, я стою перед овальным зеркалом в полный рост. Я делаю самое жизнерадостное и оптимистичное выражение лица из всех возможных и произношу: «Угадай, что произошло, мамочка! У нас появилась собака!» Нет, так не пойдет. Нужен план Б. «Можно мы ее оставим? Пожалуйста! Она потерялась! Куда мне еще было девать эту бедняжку? Она умерла бы от голода на улице вся в пыли и грязи!» Стоп, на самом деле Петуния довольно жирная псина. Черт, эта стратегия тоже не сработает. Да мама моя не испытывает потребности кого-то спасать. Она скорее такая мама, знаете, «соберись и утри нюни». Предложение Эллы – воспользоваться козырем своей травмы – с моей мамой точно не прокатит. Она скорее еще сильнее напряжется, что я подняла тему, которую нельзя поднимать.
Может быть, собака сама себя «продаст»? Разве можно без сочувствия взглянуть в эти выпученные глазки? Конечно, нет. Во-первых, потому что в оба ее глаза одновременно в принципе трудно взглянуть, но речь сейчас не об этом. Петуния смотрит на меня, из носа тянется сопля, и язык свисает изо рта, а с него вот-вот капнет на лапу длинная слюна. Не думала, что все будет так сложно.
Новый план: маме нельзя встречаться с Петунией, пока она не согласится оставить ее у нас.
Петуния бегает кругами по комнате. Слышится отрыжка, а может быть, это она так икает. Наконец собака останавливается и присаживается так, словно намерена сходить в туалет.
– Нет! – кричу я и срываюсь с места. – Здесь нельзя! – Нужно немедленно вывести ее на улицу. Если бы моя комната была на первом этаже, я выбросила бы ее прямо из окна. К сожалению, мне приходится подхватить ее на руки, вытянуть перед собой и поковылять вниз по лестнице. Она шевелит лапками в воздухе, как будто помогает нам обеим двигаться вперед. Примерно на середине лестницы я слышу, как открывается дверь в гараж. Пи-и-ип. Кажется, мы возвращаемся в комнату. «Ладно, может быть, можно сходить по-маленькому прямо в комнате, но только один раз». Я бросаю собачку в корзину с грязным бельем, ведь его все равно надо постирать, так? Еще одна репетиция улыбки перед зеркалом, но выражение лица выходит каким-то болезненным. Ну что ж. Сейчас с этим уже ничего не поделать. И я спускаюсь по лестнице одна.
– Привет, мам!
И почему я не додумалась хотя бы купить шоколадных конфет или чего-то такого? Подкуп, Натали, спасительный подкуп. Сама суть любой сделки с мамами.
– Привет, моя дорогая.
Мама кладет сумочку и снимает пальто. Темные волосы, как обычно, убраны в идеально аккуратную кичку на затылке.
– Как прошел день?