когда без труда уламывал ее:
– Прошу тебя, включи голову. Ну кто ты и кто он?
– А кто я?
– Талантливый сценарист. Ты входишь в мир кино… Да ты там таких людей встретишь! Невероятных. На фига тебе связываться с этим работягой? У него в башке одна извилина.
– Неправда. Он читал Тургенева.
– «Му-му»? Это все читали по школьной программе.
– Ромка, откуда в тебе этот снобизм?
Внезапно Лизе стало страшновато, будто она упустила важный момент, когда вместо брата ей подсунули совершенно незнакомого человека. Но тут же на нее жалобно глянули такие родные глаза брата.
– Сеструня, не связывайся с ним… Ну ты же потом сама жалеть будешь, я-то знаю!
Почему она не спросила, откуда, собственно, это известно Ромке? Поверила на слово.
А брат с этого дня не отпускал ее на стройку одну, вырывался со съемок, отправлялся в «Лесное озеро» с ней вместе. У Лизы это вызывало досаду, ведь ее откровенно лишали свободы действий, но и трогало: оказывается, Ромка так волнуется за нее!
И вот уже дом давно закончен, и в мире кино Лиза Воскресенская вроде немного обжилась, только никаких невероятных мужчин, готовых бросить мир к ее ногам, ей что-то так и не встретилось…
Лет в десять Ромка Воскресенский тайком стал брать отцовскую видеокамеру, тогда еще кассетную. На чистые кассеты он мужественно копил, отказываясь от школьных завтраков, потому что карманных денег родители им не давали. Не из жадности! Им самим еле хватало на жизнь: мама зарабатывала сущие копейки в детском клубе, где вела кружок бумагопластики (под Новый год в их доме так и роились диковинные снежинки!), а предприятие, где работал отец, в девяностые годы обанкротилось, и бывшему конструктору пришлось заниматься частным извозом.
И все бы ничего, дети никогда не требовали лишнего, но утрата статуса, каким бы условным тот ни был, выбила почву у их отца из-под ног: он стал жаловаться на боли под ребрами, хандрить, кудри поседели, а врачи никак не могли поставить точный диагноз, говорили, мол, сердце в порядке.
– Может, желудок барахлит? – ворчал кардиолог. – Запишитесь к гастроэнтерологу.
А тот не находил сбоев в пищеварительной системе и бубнил:
– Да это сердце сбоит… Тоже мне – кардиолог. Диагностирует через задницу!
Хотя как раз это было в его компетенции…
На всякий случай отец заваривал тысячелистник, который Лиза с Ромкой собирали по всей округе, пил стаканами, до сих пор помнится запах этой горькой травы. Но неопределенность угнетала отца настолько, что однажды он просто не встал с постели. Через три месяца они похоронили его, так и не узнав, что за болезнь скрутила их некогда веселого и красивого папу, в выходные водившего семью на спектакли любимого мытищинского театра «ФЭСТ».
Мама им не сказала.
Она умерла вместе с ним.
Нет, физически она была жива, до сих пор оставалась в их старенькой двушке в Перловке, но словно отгородилась от жизни стеклянной стеной. Как выживают в этом обезлюдевшем для нее мире их дети,