на суд? Мучила неизвестность, я беспокоился за Лену. Толпа неуправляема, сочтут за полюбовницу лазутчика татарского – запросто забьют камнями.
Видимо, суд закончился, дошла очередь до меня.
Заскрипела дверь, заглянул дружинник:
– Выходи!
Во дворе бросилась в глаза виселица. Свежая, из ошкуренных бревен – вчера ее еще не было. А на ней – мои сокамерники болтаются в веревочных петлях. По спине пробежал холодок. Но меня вели не на суд, а в избу воеводы.
Войдя, я поздоровался. Никто не ответил. Плохой признак. За столом сидел воевода, рядом толпились знакомые и незнакомые мне люди. Мужик из вчерашней толпы подтвердил, что стрелял в меня и был я в татарском халате и шлеме. И в достоверность своих слов перекрестился и поцеловал крест. Потом заслушали Михаила с забинтованной рукой, пушкаря Федора. Дошли до трех дней, когда меня никто не видел. Я рассказал о схватке с татарами, освобождении русских из плена, о еще одном бое, о том, как вывел людей с ушкуями Ивана Крякутного.
– И где же Иван?
– Людей и ушкуи в Муром увел, дожидается снятия осады.
– Ну что ж, подождем, когда вернется. И еще вопрос – как уходил из крепости и как возвращался?
– То секретный разговор, воевода.
– Говори, у меня от дружинников секретов нет.
– Слышал ли ты, Хабар, о ходе тайном?
Воевода выпучил глаза.
– Помолчи! Все – вон из избы.
Дождавшись, пока все выйдут, спросил:
– Откуда про ход знаешь?
– Невеста моя, Лена – она рассказала. Ход еще отец ее строил.
– По ходу, не зная секретов ловушек, никто пройти не сможет.
– Я-то смог – вот он, живой, перед тобой стою.
– Неужель сам догадался?
– Кое-что Елена подсказала, что-то сам: палкой впереди себя щупал, через проволоку переступал.
Воевода помолчал.
– Есть там проволока, и яма волчья с кольями есть, похоже – правду говоришь. Придется погодить тебя вешать, хотя место одно на виселице оставили. Жду седьмицу; не появится Иван, не подтвердит слова твои – быть тебе повешенным. Эй, дружина, в поруб его!
Меня увели. Что ж, не повесили сегодня – уже хорошо, есть время самому какие-то шаги предпринять.
В порубе я был один, никто не мешал. Улегшись на солому, стал размышлять. Сейчас мне могут помочь Иван и женщины, которых я вызволил из татарского плена. Такое количество свидетелей никому не опровергнуть. Только далеко Иван, и еще – по прибытии в Нижний женщины с ушкуев разойдутся по родным местам – в деревни, в город. Пойди собери их потом. Единственное – попробовать ночью войти в сон к Ивану, внушив ему, чтобы он как можно быстрее в Нижний возвращался.
Время до вечера тянулось медленно. Есть хотелось ужасно. Вчера хоть кусок хлеба с салом съел, а сейчас только воды попил. В животе урчало. Если меня будут морить голодом, то судить и вешать не придется – некого будет.
Видно, Господь принял мои молитвы. За окном раздался шорох, за решетку окна ухватились