по разочку?
– Нет, Полина. Нельзя. Температура не превышает восьми градусов. Ты что, не видишь? Ни один сумасшедший в реку носа не сует! Мы же не моржи с тобой, чтобы нырять в ледяную воду. Ангину тебе заработать? И потом, ты же не хочешь, чтобы я снова о ревматизме своем вспомнил?
Я не хотела. Пришлось оставить бесплотные попытки подвигнуть отца к закаливанию.
По вечерам накатывала тихая истомная грусть. Родители отправлялись на прогулку; Ира, как хвостик, прицеплялась за ними. Меня звали всякий раз, но я любыми путями выкручивалась, ссылаясь то на головную боль, то на усталость, то на лень. На самом деле мне непременно нужно было остаться одной.
– Поль, пойдем на берег. Там интересно. Молодежи много. Познакомишься с кем-нибудь, а то сидишь, как сыч. Костер, подвижные игры, волейбол, песни под гитару, – соблазняла меня мама местными забавами.
– Действительно, сколько можно на крыльце торчать? Двигаться нужно, а то мышцы атрофируются, форму потеряешь, – беспокоился папа. – Не хочешь с нами – сама себе пробежки организуй. Можно даже два раза, с утреца и вечерком.
– Пап, я с завтрашнего дня начну, – обещала я всякий раз.
Но с утра надо было идти за завтраком. А по вечерам у меня теперь появилось дело необычайной важности.
Как только родные выдвигались на променад, я вытаскивала блокнот, конверт, шариковую ручку, и писала письмо Алексею. Подробно рассказывала обо всем: о погоде, о своем ежедневном, довольно примитивном времяпровождении, делилась восторженными впечатлениями от природы и откровенно признавалась, что горы действуют на меня удивительным образом. Красота нагоняет на меня тоску по нему, по Леше. Вторая половина моего сочинения посвящалась чувствам, воспоминаниям и клятвам не забывать. Потом письмо запечатывалось и, естественно, никуда не отправлялось, поскольку координаты адресата отсутствовали. Конверты складировались в блокнот. За пять дней поднакопилась солидная пачка, поскольку письма выходили довольно пухлыми. В какой-то момент мне стало скучно. Писать, не получая ответа, это все равно, что забивать голы в собственные ворота. И я придумала, как разнообразить свои занятия – надо написать самой себе ответ от Алексея. Только для пущей подлинности хорошо бы почерк изменить. Например, наклон сделать в другую сторону. Я потренировалась на блокноте, основательно почиркав обложку, избрав для эксперимента почему-то слово «аплодисменты». С подделкой почерка получилось, в общем, неплохо: буквально с первого раза. Жаль, в наличии оказалась лишь одна ручка с единственным стержнем, при том – заправленным красными чернилами. Вовсе непопулярный цвет для эпистолярного жанра. Но где же взять гусиные перья и чернильницу? Пришлось довольствоваться тем, что оказалось под рукой. И переписка обеих сторон состоялась в необычном красном цвете.
Поначалу задача показалась не такой уж простой. Кто знает, как бы ответил Алексей, ведь мне никогда не доводилось читать его писем. Но стоило напрячь воображение, и