и тревожным, не говоря уже о физической нагрузке после лазанья по горам. Юрка, как обычно, взяв гитару, решил дежурить первым, пообещав, что разбудит меня для смены на «посту» в два часа ночи. Но разве можно оставаться в палатке, пускай, даже и после трудного, утомительного дня, когда ночь поет на все голоса, дурманя сладкими запахами спелых фруктов и цветущих трав, звезды, такие близкие здесь, в горах, что кажется, встань на цыпочки, протяни руку и сумеешь дотронуться до их колючих и холодных лучей, светят голубоватым мерцающим светом, а рядом горит, уютно потрескивая костерок, и твой друг, взяв в руки гитару, тихонько перебирает струны, гармонично вписываясь незамысловатой мелодией в общее звучание ночи? Разумеется, сначала из палатки выползла Татьяна, и, сев рядом с Юрком, как-то совсем незаметно положила ему голову на плечо. Я, оставшись в одиночестве, покрутилась еще немного с боку на бок, одолеваемая разными мыслями, и тоже выбралась на волю, прихватив свое верблюжье одеяло с собой.
Сначала мы молча слушали как тихонько поет Юрка какую-то новую свою песню, которую он сочинил, судя по всему, прямо на ходу, поддавшись очарованию момента. Даже мое лихорадочное беспокойство, которое не покидало меня в течении всего дня, с того момента как я повстречала незнакомца, куда-то незаметно пропало. На душу снизошло успокоение, и я бы даже сказала, какое-то умиротворение. Песня закончилась. Мы еще немного посидели молча, словно стараясь впитать в себя те драгоценные капли маленького счастья, которое приходит ниоткуда, когда тебе только семнадцать. А потом заговорил Юрик. Наверное, и его тревожила тайна исчезновения белоголового человека. Но начал он издалека.
– Непонятно, чего все сторонятся этого места? Тут такая красота… – Прозвучало это высказывание в его устах как-то, мягко говоря, необычно. Я никогда не считала его особо склонным к подобной романтике. А он продолжил: – Конечно, странностей здесь многовато на квадратный метр, но все же… Я не чувствую в них никакой опасности. – И он вопросительно уставился на нас.
В общем-то, я была с ним в чем-то согласна. Опасности, как таковой, я тоже не ощущала. Но вот состояние тревожного ожидания меня никак не покидало. Но делиться своими, пока еще мне самой до конца, непонятными сомнениями, с друзьями не торопилась. Татьяна, убрав голову с плеча друга, пожала плечами.
– Согласна… Опасности я тоже особой не ощущаю. Только вон, посмотрите на Кешку… Он ведь привык вольно бродяжить. А сейчас что? От костра на два метра не отходит. Жмется к нам поближе, словно перепуганный котенок. Нет… Что-то с этим урочищем, и впрямь, нечисто. Потом, мужик этот… Кто таков? Откуда здесь взялся? И куда делся? И вообще, что с ним произошло, что он оказался в этой глуши. Сюда даже чабаны не забредают со своими стадами. Интересно все это до жути. А потом, вы не забыли о странном свечении с последующими звуками, напоминающими взрыв? Это тоже нуждается в объяснении. Хотя, боюсь, за одну ночь нам все эти тайны не разгадать. – А потом, уже обращаясь ко мне. – А ты чего-нибудь чувствуешь