был счастлив. Она посвятит ему целый вечер! И может быть… Но воображение дальше идти не отваживалось. Он не очень себе представлял, как можно было бы соблазнить Олю. Хорошо бы, конечно, но… Нет! Не приведи бог обидеть ее и все испортить!
…Он суетился у стола, она рассматривала альбом. Перелистывала страницы и надеялась прозреть на фотках признаки скрытого семейного неблагополучия. Но с фотографий рядом с Сашей смотрела женщина, довольная жизнью и собой. Глядя на нее, Оля напрягалась, отчаянно стараясь придать лицу выражение равнодушной иронии… Вот здесь его мадам выглядит такой толстой и старой… А здесь они оба имеют недовольный вид… А вот тут лицо у нее глупое, и он смотрит на жену, скосив глаза: ничего хорошего не обещает этот взгляд.
Ах, она понимала, что невозможно создать прочного самоуважения, коллекционируя минусы ближних! И не нужно сравнивать себя с другими, не нужно… Она знала это, знала, но… Снова и снова привычное малодушие не избалованной счастьем женщины заставляло черпать душноватое утешение в чужих неудачах и промахах. Оля добросовестно отыскивала недостатки в наружности Сашиной жены, старалась уловить в выражениях лиц какие-нибудь свидетельства не сложившегося брака.
Сашка хлопотал у стола, а она все ждала, когда он начнет приставать. Но он не приставал.
– Ялта, – комментировал Саша, на бегу заглядывая в альбом. – А это на даче в прошлом году… Опять в Ялте… На юбилее у тещи… Снова Ялта…
Сели ужинать. «Или я ему совсем не нравлюсь? – растеряно думала Оля. – Тогда зачем приглашал? А может, смущается? Ладно, выпьет – разойдется…»
Вино подействовало на обоих. Оле позволило освоиться, перестать напряженно ожидать сближения; Саше помогло расслабиться и добавило находчивости в разговоре. Хорошо было сидеть вдвоем, в романтичном свете настольной лампы, погружаясь в казавшееся теперь сплошь трогательным школьное прошлое.
– …Сколько слез из-за тебя пролил, – говорил он, – ужасно вспомнить.
– Да что ты! – она округляла глаза. – Вот уж никогда бы не подумала! – У нее теплело на душе. Двадцать лет назад его признание лишь слегка пощекотало бы самолюбие, пресыщенное многочисленными женскими успехами; сейчас оно было бесценным.
– Часами сидел на детской карусели во дворе, смотрел на твои окна. В них зажигался свет, кто-то ходил в глубине комнаты…
– Но почему я ничего не знала? – спрашивала она мягко.
– А как бы ты отнеслась?
Оля смутилась и улыбнулась.
– Потому и не знала, – подытожил Саша. – Если б надежда была, я бы пытался ухаживать. Но ты смотрела в другие стороны.
– Да… Глупые были… – Оля снова улыбнулась благодарно. – Как сейчас-то живешь? Счастлив? – спросила, смутно надеясь, что в ответ он махнет рукой, даст понять, что жизнь без нее не сложилась.
– Нормально, –