при появлении его в нашем доме снова обрушится на мою голову буря, но тут Роберт проявил весьма мудрую осмотрительность и предприимчивость. Во-первых, он очень своевременно и тактично извинился перед всеми (а перед мамой, хитрец, – особо) за доставленные нам под Новый год неприятности, во-вторых, уверенно заявил, что теперь он точно знает, как ему следует поступать впредь, если снова неожиданно грянет полицейская облава. Он попросил разрешения пройти вместе с мамой, Симой и мной в кладовку и там, откинув в сторону закрывающее окно одеяло и осмотрев раму, радостно сообщил нам, что, как он и думал, – все в порядке и что мы можем отныне быть абсолютно спокойными… При появлении нежданных гостей, при первом их стуке в дверь, он, Роберт, без промедления выскочит в окно, которое, как он сейчас убедился, выходит на задворки дома, и уже через минуту будет далеко. А там… А там – ищи ветра в поле.
На всякий случай Роберт тут же снял с гвоздя в коридоре свою шинель, отнес ее в кладовку и положил на стоящие возле окна картофельные ящики. «Чтобы все было наготове», – сообщил он, улыбаясь.
Честно признаться, мое самолюбие слегка царапнул этот его практицизм. Тем более что ехидина ареВ тут же не преминула пробурчать ядовито: «Вот-вот… Видишь, какой прыткий этот твой Падик. По всему видно – имеет уже большой опыт прыганья из чужих окон. Наверное, не раз приходилось удирать от полиции». Но потом эта досада улеглась. Мне и впрямь стало вроде бы спокойней на душе от сознания того, что вот оно – спасательное окно – рядом, и стоит только полицейским держимордам с бляхами постучать в дверь…
Если сказать коротко – оба вечера прошли на «хорошо», можно даже признать, – на «отлично». В первые часы все вместе сидели за разговорами в кухне (в комнате не решились), затем на какое-то время мы с Робертом оставались вдвоем. Именно тогда, в понедельник, он и сообщил нам о победном салюте в Ленинграде, а заметив, какое действие произвели на меня, Симу и маму его слова, принялся уверять, что после войны Ленинград будет еще краше, что город-герой по праву достоин того, чтобы стать лучшим и красивейшим городом на Земле. «Мы поедем в твой Ленинград вместе», – шепнул он мне и незаметно крепко сжал под столом мою руку (с недавних пор мы как-то незаметно перешли с ним на «ты»).
Роберт оказался очень занимательным собеседником. Он интересно и живо рассказывал о своей жизни в Палестине, в Индии и в Африке, о тамошних народных обычаях и традициях, с юмором вспоминал о своих встречах с разными людьми. Сколько же он видел и сколько знает! Должна признаться здесь, что очень часто я с чувством растерянности ощущаю себя рядом с ним такой неинтересной, невзрачной и неловкой! Это сознание собственной ограниченности, естественно, еще больше сковывает, и зачастую я, злясь и досадуя в душе на себя, теряюсь в разговоре с ним, как-то не могу найти подходящих слов.
– А как тебе понравилась Франция – эта, как я о ней читала, страна резких контрастов? – не утерпев, спросила я Роберта. – Красивые там девушки?
– Понравилась.