товарища за карабин, который у всех крепится сзади к бронежилету, повалил на спину и потащил. Но недалеко. Буквально метр.
– Я сам могу! – крикнул Иван.
Но Гвоздь его уже и так никуда не тащил. Чтобы понять, что произошло, Иван, опираясь на здоровую левую руку, сел и обернулся. Пулей Гвоздя отбросило на полтора метра, и это был больше не Гвоздь. Бывший секунду назад Гвоздём десантник лежал на спине, и лба у него не было.
«Снайпер!» – чуть не плакал Иван. Он смотрел на оставшийся в ногах ПКМ: пулемёт стоял на сошках. «Сейчас я!..» Иван мысленно готовился стрелять левой рукой, представляя, как прижмёт приклад пулемёта к плечу, как нащупает предохранитель… «Откуда стреляет эта сука?»
Иван оглянулся, но боль в простреленной руке застилала глаза. «Ага, вроде оттуда, – определил он. – Сейчас я тебя…» Опираясь на здоровую руку, он двинулся к пулемёту, встал на четвереньки. Очередная пуля пробила левую руку в том же мес те, что и правую, – у самого плеча. Удар сильный – Ивана перевернуло и бросило навзничь. Пулемёт – вот он – в тридцати сантиметрах, невредимый. Приклад, такой родной… стоит на песке. Но рук дотронуться до оружия нет.
Ещё одна пуля пробила левую руку в трёх сантиметрах от предыдущей и уткнулась в пластину броника. «Издевается, сука, – подумал Иван о снайпере, – сейчас добьёт». Он услышал свист мины, сто двадцать миллиметров. «Моя?!» Мина вонзилась в тело Гвоздя, что лежал справа на расстоянии чуть больше метра, и разорвала его. Гвоздь принял на себя бо́льшую часть осколков и взрывной волны, а Ивану досталось совсем немного: горсть мелких осколков впилась в правый бок, туда, где нет пластин в бронежилете. Словно раскалённый нож медленно вошёл в почку, глубже, до кишечника, и провернулся. А уже свистела новая мина. Сейчас всё кончится! Но мина упала чуть дальше. Иван больше не чувствовал боли в простреленных руках, вся боль сосредоточилась в животе. «Держись! Ты не умер сразу, не потерял сознание – значит, осколки фигня, терпи! Боль отступит! Снайпер потерял к тебе интерес».
Комья земли от близких разрывов сыпались на каску, на лицо, на бронежилет, на ноги… Присыпало сильно. Накрыло как кисеёй. Иван открыл глаза, но, запорошенные песком, они слезились, и он не видел неба, лишь тени безголовых сосен над головой.
«Сейчас я усну!» Ноги тяжёлые, тянули вниз, в глубь земли. «Вот и хорошо». Он вытянул ноги, словно на кровати. Земля впитывала кровь из ран Ивана. Земля казалась мягкой и упругой одновременно. Ни один сучок не впивался в спину, он погружался. «Земля! – радовался Иван. – Она больше не липкая, противная грязь. Земля! Родная! Принимай!» Иван часто моргал, пытаясь избавиться от песка, попавшего в глаза. Небо стало голубеть, вот-вот рассвет. Тени сосен ускользали в сторону.
«Полетели! – скомандовал себе Иван и закрыл глаза: – Сейчас я усну! И наконец отдохну!»
Боль отступила, стала ноющей, убаюкивающей. Иван сделал глубокий вдох, преодолевая тяжесть броника на груди, и такой же глубокий выдох. Бронежилет больше не давил. Иван улыбнулся. Всё!
«Я же умер». Иван очнулся от необычного