и радуясь, что эта гора хоть и медленно, но двигается: «И р-раз! И р-раз!..» Сено неожиданно заскользило вниз по гладкому пандусу. Потеряв равновесие, Пашка плюхнулся задом на асфальт. Построенная им громада набрала скорость, наклонилась и, рассыпавшись на десятки тюков, накрыла с головой юного рационализатора…
На крики высыпали во двор все, кто репетировал в этот час на манеже и присутствовал в цирке. Их глазам предстала картина: совершенно пустой огромный прицеп, шевелящаяся подвывающая гора с сеном, и ругающийся на чём свет стоит Захарыч, спешно разгребающий тюки.
Серьёзно испугавшись за здоровье начинающего, но уже такого «талантливого» изобретателя, силами коллектива тюки в считанные секунды были разобраны. Произведя «раскопки», артисты увидели целёхонького, но изрядно помятого и испуганного Пашку, шмыгающего носом.
– О, гляди! Полезное ископаемое – бронтозавр! – сострил кто-то из воздушников.
– Соплезавр! И к тому же с выговором! – загромыхал своим баритоном подошедший на крики инспектор манежа. – Захарыч! Тебе тоже – по старой «дружбе»! Моё терпение лопнуло! Блин, повеситься… – последние слова инспектора потонули во взрыве хохота – реакцией на «соплезавра с выговором».
Около недели это малопочтенное прозвище преследовало Пашку Жарких как суровое напоминание о всей премудрости и определённой закономерности циркового ремесла. На доске «Авизо», где располагалась вся информация от инспектора, рядом с расписанием репетиций и программой представления теперь красовался приказ о выговоре ему и Захарычу за нарушение норм правил техник безопасности.
Артисты, особенно джигиты, подкалывали, поздравляя Пашку, как обычно поздравляют с премьерой: «С началом!..»
Особенно его терзали воспоминания насмешливых глаз Валентины, которая во время того происшествия, казалось, смеялась громче и дольше всех.
Её партнёры тогда играючи, в считанные минуты перетаскали сено на конюшню. Теперь эти тюки с сеном высились у стены восклицательными знаками, как ежедневное напоминание о его позоре…
Захарыч в тот злополучный день столько «надарил» Пашке хомутов и дышел, что их с лихвой хватило бы на весь старый московский гужевой двор. Пашка, пришедший в себя от пережитого, только и смог тогда отшутиться:
– Я же тебе обещал «в семь секунд» – вот! – помощник Захарыча, потирая ушибленное плечо, кивнул в сторону сена, сложенного воздушными гимнастами.
– Тьфу! Х-хомут тебе…
Глава восьмая
Валентина в который раз медленно взбиралась по верёвочной лестнице к куполу цирка, устало перебирая руками. Партнёры сочувствующе молчали. Отец, недовольно сопя, качался, сидя на ловиторке. Даже яркие прожекторы репетиционного света как-то съежились, чуть потускнели, виновато бросая свои лучики на хромированные детали аппаратов «Воздушного полёта». Страхующая сетка ещё покачивалась после очередного падения Валентины. Сегодня репетиция явно