больше всех уважаю Чан Ен Cиля.
«…Этого не может быть».
При виде до боли знакомого почерка у меня перехватило дыхание. Как при первом посещении той застывшей во времени больницы, сейчас было ощущение, словно я вернулась в далекое прошлое. Передо мной стоял образ семилетней меня.
Я захлопнула отвисшую от удивления челюсть и торопливо потянулась за другой книгой. «История моей жизни»[2] Хелен Келлер[3]. Очередная книга из серии биографий великих людей от того же издательства, что и предыдущая. Страницы внутри выглядели сморщенными, будто на них пролили воду и небрежно высушили. Возможно, это просто случайность и не стоит придавать ей большого значения, подумала я, но решила все-таки проверить догадку.
Я быстро пролистала страницы. По мере того как листов слева становилось больше, сердце начинало стучать быстрее. Не понимая, на что надеюсь и чего опасаюсь, я бездумно пролистывала книгу до конца. Вскоре история жизни великой Хелен Келлер подошла к концу и передо мной возник форзац цвета слоновой кости. На нем синей шариковой ручкой были выведены буквы.
Больше всего на свете я боюсь ослепнуть. Если бы со мной случилось такое, смогла бы я, как Хелен Келлер, довериться своему учителю и полноценно жить, несмотря на болезнь? Честно говоря, не знаю.
Теперь я была уверена: все биографии великих людей, стоящие на этой полке, принадлежали мне. Это подтверждалось множеством деталей: уголками страниц, загнутыми треугольником, поскольку тогда я еще не приобрела привычку пользоваться закладками, пятнами случайно пролитого апельсинового сока, помятым углом твердой обложки – я уронила книгу на пол в пылу ссоры с братом.
Отступив на шаг назад, я принялась разглядывать плотные ряды книг. Пространство от нижней полки до третьей снизу занимала серия биографий великих людей, а выше до отказа было забито романами, которыми я зачитывалась в детстве. «Джейн Эйр», «Колюшка»[4], «Маленький принц» и «Ночной полет», и даже «Лосось»[5].
«Лосось» Ан Дох Ена. Этот роман имел для меня особое значение. Я прочитала его лет в десять и в ту ночь не смогла сомкнуть глаз. Описанный в романе закон природы, согласно которому рождение новой жизни непременно влечет за собой смерть родителя, показался мне ужасно жестоким. Да что там. Даже сейчас, преодолев отметку в тридцать лет, я все еще не могу есть лосося по вине этого романа. В моей памяти до сих пор слишком свежи воспоминания о наивном серебристом лососе и его величественной смерти.
Я изо всех сил сжала кулаки. Этот книжный магазин определенно был странным. И не просто странным, а очень-очень странным. Я сплю? Или мне уже мерещатся вещи из-за долгой бессонницы? Я знала: все эти книги отправились в мусорку вместе с остальными атрибутами нашей жизни, после того как квартиру отняли и продали на аукционе. В крохотной комнатушке, которую в спешке выделила нам тетя, не было места, чтобы разместить все вещи, наполнявшие до этого почти стометровую квартиру.
Но